— Что никогда не приходило в голову храмовой четверке, так это то, что их план по уничтожению Чариса может не увенчаться успехом. К несчастью для них, этого не произошло, и в результате природа угрозы, которую мы представляем для их власти, резко изменилась. Если мы выживем, мы докажем, что кто-то может бросить вызов жадности и требованиям продажных людей, которые злоупотребляют властью Бога, и поскольку это правда, у них нет другого выбора, кроме как полностью уничтожить нас. Они могут прикрыть этот факт религиозной риторикой и страстно апеллировать к воле Бога, чьи законы они нарушают каждый день, но это остается правдой. И поскольку это так, я не могу позволить, чтобы Корисанду снова использовали как оружие против нас.

— Я говорю вам это с самого начала, потому что отказываюсь пытаться обмануть вас. Корисанда, добровольно или нет, станет частью империи Чарис. Я не могу ни разрешить, ни согласиться ни на что иное, кроме этого, по причинам, которые должны быть очевидны для вас обоих. Что еще предстоит выяснить, так это условия и обстоятельства, при которых это будет достигнуто. Очевидно, вы двое хотите добиться наилучших условий для подданных князя Гектора. Столь же очевидно, что у меня нет никакого желания оказаться втянутым в бесконечную череду местных восстаний против имперской власти здесь, в Корисанде. С точки зрения личных интересов, если не чего-либо другого, в этом случае мне надлежит навязать наименее карательные условия, которые я могу, обеспечивая при этом достаточную безопасность для включения Корисанды в империю. Это, кстати, вероятно, самая веская причина, по которой я бы избежал убийства князя Гектора. Честно говоря, я не собирался оставлять его на троне по нескольким причинам, но его смерть, особенно обстоятельства, при которых он был убит, неизбежно станут естественным объединяющим фактором для тех самых восстаний и сопротивления, которых я больше всего хочу избежать.

Он видел, что его рассудительный тон возымел действие. Ни Энвил-Року, ни Тартариэну не могло понравиться то, что они услышали, но было очевидно, что они ожидали от него гораздо более жесткого отношения.

— С нашей точки зрения, вполне понятный гнев, который вызовет убийство князя Гектора, — это прискорбная вещь, — продолжил он. — Тот факт, что я признаю оправдание, которое это дает для потенциального сопротивления власти Чариса, также означает, что я должен настаивать на условиях, которые будут более суровыми и ограничительными, чем они могли бы быть в противном случае. Сопротивление всегда было бы вероятным; теперь, к сожалению, я подозреваю, что оно неизбежно и что оно вполне может быть как более серьезным, так и более распространенным, чем было бы в противном случае. В таком случае у меня нет другого выбора, кроме как предпринять шаги, которые позволят мне справиться с ним, когда оно возникнет.