Это тот уровень, на который всходят избранники всех народов. Об этом строчки Марины Цветаевой, которые помечены годом смерти Франца Кафки, тоже увидевшего, опережая время, наступившую «нетость Бога» и ужас от наступавшей на мир безличности, претендовавшей заместить Бога[647]. Жизнь в сем мире – путь «выкрестов», т. е. отказавшихся от свободы человека для приспособления к миру. Путь поэта – это тоже «нет» современному миру, это путь в гибель, поэтому поэты – «жиды». За неприятие современного мира, скрываемое под униженными улыбками, засаленными лапсердаками, мир, чувствующий это еврейское презрение к миру сему, так ненавидит, строит гетто, которое потом уничтожает, распространяя мифы о желании евреев захватить власть над вселенной. А на самом деле это другое, это отказ от «евклидовой геометрии».

В моем романе «Крепость» (глава 7-я) герой рассуждает на эту тему. Приведу эти рассуждения, чтоб не пересказывать и не множить сущности, а некоторую возможную неточность спишем на то, что произведение художественное, а не научное:

«– Исторический парадокс в том состоит, что народ, давший миру христианство, привнесший в мир идеи гуманизма, снова дал людей, по силе своей и страсти равных библейским пророкам и евангельским апостолам, которые оказались среди разрушителей христианства. Но этот парадокс, может, даже не исторический, а мистический, и нам пока не внятный. Помнишь, Иван Карамазов говорил, что своим евклидовым умом он не в состоянии понять неевклидову логику и мудрость Священного Писания?..

– То есть? – видно, что пытаясь понять, спросила Лина.

– Я имею в виду, что это племя, не знаю, избранное Богом или Дьяволом, а может, инопланетянами, может, сами они инопланетяне, работает на трансцендентальных идеях, тащит за собой человечество из мирного уюта полуживотной жизни, а то и прямо из людоедской, варварской – в разреженные выси духа, где человек становится человеком, свободным и самостоятельным. И они, представители этого племени, вовлекли, втянули все человечество в свои духовные распри. Никогда споры между кантианцами и гегельянцами не принимали такой остроты, как между христианами, марксистами, фрейдистами, троцкистами, ленинцами… Будто не об идеях спорили, а о самой сути жизни, да жизнью за эти идеи и платили»[648].

В не вошедшем в это издание эпизоде беседы герой замечает: «Если же я назову имя еще одного гениального еврея – Альберта Эйнштейна, тоже преодолевшего земную физику Ньютона, то перед нами налицо две точки, а то и три, если вспомнить Библию, позволяющие провести прямую линию, на которой сразу располагаются творения еврейских мудрецов, их ряд позволяет уловить некоторую закономерность». Эта прямая линия может быть выражена этим словом «нет» по отношению к земному миру. Эренбурговское «нет» вроде бы близко к возвращению билета Богу у Ивана Карамазова, но по сути другое. Повторю: это «нет» отказывается и от благоустроенного миропорядка, если он лишен трансцендентной духовности.