Светлый фон

Говорят, что религия и идеология антонимы. Я бы не был столь категоричен. В первоначальном смысле, идеология – это всего-навсего сумма идей, поэтому я позволил себе сказать об идеологии катакомбной церкви. Но последние несколько столетий это понятие приобрело смысл вполне монструозный. Именно этот монстр настораживает. И в этом смысле идеология – это ложное сознание, иллюзия, искаженное отражение социальной действительности, как правило, искаженное в интересах той или иной социальной группы, чаще – власти, которая манипулирует массами. А христианство обращается к конкретному человеку («В доме Отца моего…» и т. д.), ибо в доме христианского Бога есть место каждому. Тем самым мы вроде бы выходим на некое определение. Но ведь бывает и религиозная идеология. Скажем, Крестовые походы – это в чистом виде манипуляция массовым сознанием. И второй момент. Христианство как атрибут государства (так бывало много раз), как атрибут некоего племени приобретает, разумеется, идеологические черты.

Русское самодержавие, а потом послевоенный Сталин именно так и старались использовать православие. Для меня пафос работы отца Александра как раз и состоял в преодолении идеологической составляющей православия, в обращении не к толпе, а к каждому. Была такая замечательная книжка Фомы Кемпийского «О подражании Христу». Именно – подражании, не подмены, нет. Просто надо идти Его путем. А это очень личный путь, когда много званых, но мало избранных.

Почему так не любило отца Александра, как бы помягче сказать, «церковное воинство»? Эти «воины» суть идеологи в самом дурном смысле слова. Фарисеи нашего времени, если не хуже. Они не любили Меня, потому что он преодолел и в проповедях своих, и своем богословии, и в пастырском служении идеологизм, который как тень сопутствует любой религии, даже христианству. Я бы даже осмелился сказать, что антихрист и есть выразитель именно идеологии как ложного сознания, присутствующего и в христианстве как социальном явлении. Для этих идеологов любое отклонение от того, что они считают нормой, – преступление. А тут таких отклонений много было. И еврейство, и то, что этот еврей был лучший православный богослов, был при этом и великий пастырь. Сергей Бычков приводит замечательный разговор о кафоличности отца Александра. Некий похожий вопрос я ему тоже задал, типа, как он относится к католичеству. Он немного снисходительно улыбнулся и ответил: «Нормально. Наши перегородки до Бога не доходят».

Его слова о Христе полны не только любви, восхищения, они как бы изнутри показывают нам Спасителя. Как справедливо говорил и писал отец Александр, сила Евангелия, его победа в мире объяснялась не талантами евангелистов, а тем, что они подлинно приняли Его слово и поверили в него. Он писал в своей, на мой взгляд, лучшей книге: «Глубоко человечным рисуют Христа евангелисты. На глазах Его видели слезы, видели, как Он скорбит, удивляется, радуется, обнимает детей, любуется цветами. Речь Его дышит снисходительностью к слабостям человека, но Своих требований Он никогда не смягчает. Он может говорить с нежной добротой, а может быть строг, даже резок. Подчас в Его словах мелькает горькая ирония (“отцеживают комара и проглатывают верблюда”). Обычно кроткий и терпеливый, Иисус беспощаден к ханжам; Он изгоняет из храма торговцев, клеймит Ирода Антипу и законников, упрекает в маловерии учеников. Он спокоен и сдержан, порой же бывает охвачен священным гневом. Тем не менее внутренний разлад чужд Ему. Иисус всегда остается Самим Собой. За исключением нескольких трагических моментов, ясность духа никогда не покидает Христа.