подрывает идентичность частного изнутри,
Когда св. Павел утверждает, что с христианской точки зрения «Нет уже Иудея, ни язычника; нет раба, ни свободного; нет мужеского пола, ни женского» (Гал. 3:18), он таким образом утверждает, что этнические корни, национальная идентичность и т. д. не являются категориями истины, или, выражаясь с помощью точных кантианских терминов, когда мы рассуждаем о наших этнических корнях, мы занимаемся частным использованием разума, ограниченного контингентными догматическими предположениями, т. е. мы действуем как «незрелые» индивиды, а не как свободные люди, обитающие в сфере всеобщности разума. Противопоставление между Кантом и Рорти касательно этого различия общественного и частного редко замечается, но оно крайне важно: они оба проводят различие между двумя сферами, но в противоположных смыслах. Для Рорти, великого современного либерала, если такой вообще существовал, частное является сферой наших особенностей, где правят творчество и необузданное воображение, а моральные соображения оказываются (почти) подвешенными, тогда как общественное является пространством общественного взаимодействия, где нам необходимо следовать правилам чтобы не вредить другим. Иными словами: частное – сфера иронии, а общественное – сфера солидарности. Для Канта, впрочем, общественное пространство «всемирно-гражданского общества» обозначает парадокс всеобщей сингулярности, единичного субъекта, который посредством некоторого короткого замыкания, в обход опосредования как такового, непосредственно причастен Всеобщему. Именно это Кант имеет в виду под «общественным» или «публичным» в противопоставление «частному» в знаменитом пассаже из «Что такое Просвещение?»: «частное» – не индивидуальность некоего человека отельно от его общественных связей, но сам общественно-институциональный порядок его конкретной идентификации, тогда как под «публичным» понимается транснациональная всеобщность использования разума:
категориями истины,
Публичное пользование собственным разумом всегда должно быть свободным и только оно может дать просвещение людям. Но частное пользование разумом нередко должно быть очень ограничено, но так, чтобы особенно не препятствовать развитию просвещения. Под публичным же применением собственного разума я понимаю такое, которое осуществляется кем-то как ученым перед всей читающей публикой. Частным применением разума я называю такое, которое осуществляется человеком на доверенном ему гражданском посту или службе[482].
Публичное пользование собственным разумом всегда должно быть свободным и только оно может дать просвещение людям. Но частное пользование разумом нередко должно быть очень ограничено, но так, чтобы особенно не препятствовать развитию просвещения. Под публичным же применением собственного разума я понимаю такое, которое осуществляется кем-то как ученым перед всей читающей публикой. Частным применением разума я называю такое, которое осуществляется человеком на доверенном ему гражданском посту или службе[482].