— Языкатая ты, Огнежка. И не вполне объективная. Забыла в своей «сноске» написать, какая была «партийная установка». Не прекращать кладки даже в сорокоградусный мороз. Раствор и не схватился…

Помню, как Екатерина кричала мне по телефону: кровь из носу, но чтоб к новому году все было, как в ажуре! А на дворе минус сорок два, как в сорок втором году. Чуть оттепель, и — крах… Кстати, гуманист Хрущев выдвинул нашу Екатерину в министры культуры СССР именно после массовых катастроф…

После убийства рабочих по ее вине?

— Огнежка, они никогда и ни за что не отвечают…

— Я не буду участвовать в этом преступлении. И вас… прошу, Сергей Сергеевич… Не надо! Это — тюрьма.

— Так ведь все тюрьма, Огнежка! — Ермаков вскочил на ноги, прошелся от стены к стене, словно хотел уйти, да не попал в дверь. — Все! Вся наша работа!.. Каждый мой шаг — уголовный кодекс. Твое постоянное клокотание, прости, детский лепет. «Шурка-Нюрка…» Воздушные замки. Чернышевского начиталась или кого там? Я каждый день… трижды в день, по УК РСФСР, — чистый уголовник… Что ты рот раскрыла? Не знаешь, что ли? У безголового Зотушки, когда МГУ начинали, брошенные панели увез — уголовная статья. В Лужниках стена рухнула, людей придавило — статья. Не важно, чей приказ «гнать» Лужники к празднику, ни с чем не считаясь. Я — ответственный!.. Далее. Новую оплату ввели, у Чумакова горшок с кашей отняли — уголовная статья. Да еще какая! Нарушение финансовой дисциплины. До семи лет. Со строгой изоляцией… А следователя из прокуратуры выгнал, который за Тонькой охотился… Все — статья. Каждый мой шаг. Все для блага, говоришь? Так вот… за каждый благой шаг… от года до десяти. В лагерях усиленного режима… Да что там я! Ты любого спроси. Любого директора, любого Председателя колхоза, все в статьях УК РСФСР, как в куриных перьях. Все, при нашем мудром Госплане с его инякинском снабжении, вертятся. Все по краю ходят… Иначе при нашей системе труба! Провалишь дело, и тут же… небо в крупную клетку. С какой стороны не подойди — от тюрьмы, да от сумы не отказывайся.

Я опасность, как мог, уменьшил. Найму сварщиков вдвое. Втрое. Они будут сваривать по инструкции, кругом. У них, как понимаете, объем работ другой. Пойдут следом за староверовыми… Этажа на три-четыре, конечно, будут отставать.

На что нам еще надеяться? Все повязаны. Все до одного. Все преступники. И я, и Зот, и Хрущев Великолепный… Ворон ворону глаз не выклюет. Победителей не судят!

Огнежка обхватила руками локти, словно ее просквозило. Ее и в самом деле бил озноб.

— Сергей Сергеевич! Уходите! Вы правы, на Олимпе никогда и ни за что не отвечают, как в рабовладельческой Греции, добавил бы ваш Игорь. Зот отыграется на вас. У него здесь стукачей, как собак нерезанных. Ныне он правая рука Хрущева. С Брежневым фотографируется. С Подгорным — видели в «Правде»? Такой ударит — костей не соберешь…