– Ничего не сделала, – ответила девушка. Ее хрипловатый голос звучал невинно и искренне. – Ничего.

Чтобы подчеркнуть это слово, она подняла взгляд на Алису. Пламя двух свечей, соединившись, горело между их лицами, как шаманский костер. Взгляды скрестились – колыбель для кошки из паутины медных нитей меж двух невидимых рук; все, что было вне этой сосредоточенной игры, погружалось во тьму, натягивалось и исчезало, пока не осталось ничего, кроме единственного сияющего пятнышка в точке пересечения. Оно мерцало крохотными искрами огня и цвета, как Сириус, Песья звезда, на ясном предрассветном горизонте.

Она была одна, когда проснулась – на водительском сиденье джипа, завернутая в резиновый плащ с подкладкой. Доки опустели. Ей не нужно было поворачивать голову, она и так знала, что трибуны и парковка тоже пусты. С залива дул влажный бриз, и плащ покрылся каплями конденсированной влаги. То же и с ветровым стеклом джипа. Она отстегнула защелки и опустила стекло на капот, чтобы получше рассмотреть пробивавшееся через тусклый фронт воды цветное пятнышко. Это мог быть Старый Норвежец. Это длилось вечно, но она не спешила. Непостижимые чудеса не обязаны происходить сразу, как в сказках «Тысячи и одной ночи». Бывает и постепенно, подобно тому как растут кристаллы, меняются намерения или желтеют листья. Главное, не отводить глаз, чтобы чудо не ускользнуло, обидевшись.

Когда пестрое нечто подошло достаточно близко, она вылезла из джипа, дошагала до края причала и стала ждать. Черное одеяло все так же болталось у нее на плечах, хотя ей не было холодно. Солнце уже выбралось из-за Колчеданов, согрело ей спину и плечи до пота, но она смотрела на себя как бы со стороны, и ее завораживала эта картина: резной силуэт женщины на морском берегу, застывший, мрачный и бесцветный – особенно по сравнению с павлином, что вон, смотрите, подгребает к дому!

Вещмешок Грира распустился на дне плота экзотической виноградной лозой. Повсюду лиловые цветы, киноварь, всевозможные гибриды и красочные смеси. Вареный комбинезон с расстегнутой молнией служил парусом. На голове у гребца красовалась льняная рубашка пастельного цвета, повязанная в арабском стиле рукавами вокруг лица. Лишь узкая глазная щель открывалась миру, как у бедуинов в песчаную бурю. Он восседал на миделе и греб вперед. Веслами ему служили две половинки сломанного шеста, привязанные к уключинам. На конце правого весла еще держался кусок дерева, к концу левого он прицепил палубную туфлю. Он приближался к докам, и она разглядела, что на корабле у него разместился впечатляющий комплект пассажиров. На остром надувном носу сидела толпа возбужденных белок, кротов, опоссумов, сусликов, бурундуков… а также пара молодых енотов, белохвостая косуля и множество других иммигрантов, слишком мелких, чтобы определить их принадлежность.