У л ь я н о в (смеется). Почему же непременно гибель?

О л ь г а. А потому, что только путем гибели возможна и лучше всего совершается пропаганда новой жизни! Все эти ваши разговоры, все эти шептанья ваши — они совершенное ничто! Вот!

У л ь я н о в. Да ну?

О л ь г а. Да! А гибель — совсем другое дело. Когда человек погибает, о нем начинают говорить. Что за человек казненный? За какие речи, за какие дела взят? Начинаются разговоры, расспросы. Рождается интерес у тысяч людей. (Вновь мечтательно.) Я бы хотела, как Саша, погибнуть. Мне только маму жалко.

У л ь я н о в. Иди и готовь уроки! И не мешай мне заниматься!

О л ь г а. А ты не занимаешься.

Ульянов вдруг начинает смеяться.

Ты что? О чем?

У л ь я н о в. Позавчера сестра Смелянского в народ пошла. А сегодня вернулась. В грязи, страшненькая. Я говорил ей: подумай, Вера, это безумие, глупость. Слабенькая, одинокая, куда ты пойдешь? Представь, заблудишься или мужики начнут приставать. Смелянский сколько уговаривал. Нет, вырядилась в крестьянское платье, пошла тоже… погибать.

О л ь г а. И что?

У л ь я н о в. Мы со Смелянским от хохота чуть не упали. В первый же день сбилась с дороги, зашла неведомо куда — дождь, ночь, поле. Потом встретила реку, какую — не знает, пошла вдоль берега. Я, говорит, не знала, иду ли вниз или вверх по течению. И меня спрашивает, а как, в самом деле, Володечка, узнать, в каком направлении река течет?

О л ь г а. А ты что?

У л ь я н о в. А я говорю, ты бы взяла щепку да бросила в воду. Куда бы щепка поплыла, в той стороне и было бы низовье.

О л ь г а (смеется). А она?