Как только покинул особняк графа Ружена я, отказавшись от его шикарной кареты, со всей своей возможной скоростью поспешил в дом Миринды, узнать, как там мой Гаврош? Ведь я расставался с ним на несколько часов, а отсутствовал более двух суток. Встретивший меня у дома паж, заявил, что у него в делах полный порядок. Когда он уже стал обо мне беспокоиться и собрался идти в Три Поросёнка, его свистом на улицу вызвал главарь его банды Горло. Бывший начальник передал ему слова самого Питона о том, что Тук свободен от всех обязательств, и теперь независимый от всех, человек. Также добавил, что теперь моя жизнь полностью и бесповоротно принадлежит, какой-то там Алисе, и это Питон намерен контролировать лично.

— Есть хочешь? — спросил я прямо его.

— А то!

— Тогда беги, передай тёте Меринде от меня привет, и этот мешочек с серебрушками, а так же предупреди, чтобы за тебя не волновалась. Мы с тобой сейчас идём к дядюшке Мишлену, который пока я буду околачиваться во дворце, присмотрит за всеми вами.

В трактире, за эти два дня, что меня здесь не было, почти нечего не изменилось. Также спокойно было в трактире и на улице. Никаких драк и разборок. Это, наверное, было самое безопасное место во всём королевстве. Такие же не многочисленные учтивые и не шумные посетители. Тот же хозяин за стойкой и аккуратные и вежливые девушки из прислуги. Изменилось лишь одно. Взгляд, которым одаривал меня дядюшка Мишлен. Так смотрят только на обожаемую хозяйку или богиню, сошедшую на землю.

Во время ланча, который, как обычно для Алисы с Гаврошем накрыли в комнате для именитых гостей на втором этаже, я обдумывал проблему, как мне остаться во дворце не узнанным. Меня уже многие царедворцы видели вне дворца, и могут, сопоставив факты, сделать соответствующие выводы. На казнь шевалье Максима, так вообще припёрся чуть ли не весь двор графа Лекартуз, которые рассматривали меня со всех сторон, чтобы запомнить, как я выглядел до того, как меня четвертуют. Хорошо что здесь не придумали ещё фотографию.

— Вот будет юмор, — подумал я, — если смазливую кузину, за особые заслуги в изобличение страшного насильника, в виде награды назначат моей личной фрейлиной. Жванецкий отдыхает.

И тут я вспомнил фразу: — Читайте классику, в ней уже всё описано. Точно! Пушкин: Барышня — крестьянка. Там одна очень предприимчивая особа представлялась сразу в виде двух девушек: Лизы и Акулины, окручивая, не какой-то там графский двор, а целого мужика. Она ходила к нему на свидание, где целовалась с ним, в течение нескольких месяцев, а он, бедный, так нечего и не заметил. Придётся и мне идти этим классическим путём, используя тот же самый метод.