Как не спешил гонец Питона обратно, но закон, что скорость каравана определяется, как быстро идет самый медленный верблюд, ведь никто не отменял. А здесь таким верблюдом был я. Только то, что я, всё же шевалье и также человек, удостоенный чести получить личную просьбу Питона, избавил меня от потоков нецензурных выражений, готовых было сорваться из уст моего провожатого. Наконец, после наших мучений: я от непривычной скачки, а мой провожатый от моей скорости, мы достигли трактира "Три поросёнка", где нас уже ждали, и меня, без лишних разговоров? провели в знакомый кабинет на втором этаже.

Там за столом, на котором стоял только, подаренный мною дядюшке Мишлену хрустальный графин с вином, уже ополовиненный, и два хрустальных бокала из комплекта, напротив друг друга с мрачными лицами сидел Питон, и какой-то горожанин, в простой, но качественной одежде. Когда они синхронно повернули головы, отреагировав на моё появление в дверях, в незнакомце я сразу узнал графа Ружена, который с удивлением и некоторой неприязнью рассматривал меня, видно мою тайну Питон перед ним сохранил. Отвесив вежливый поклон дядюшке Мишлену, а затем его посетителю, я состроив удивленное лицо, поинтересовался у трактирщика, чем скромный шевалье Миха, может быть полезен таким достойным господам, что за ним надо было срочно посылать? Еще раз бросив презрительный взгляд на скромного нескладного шевалье, посетитель спросил:

— Ты знаешь кто я такой?

— Наверно лучший друг господина Мишлена, раз вас принимают в этом кабинете.

— А ты смелый, но не умный, если позволяешь себе так дерзко себя вести с незнакомым господином. Я граф Ружен, если тебе это что-то говорит.

— Извините, Ваша Светлость, что сразу не признал. Я недавно в столице, куда только две недели назад приехал из провинции, и ещё не полностью освоился на новом месте. Мне здесь хорошо знаком только господин Мишлен, который удостоил меня чести, назвав своим другом.

— Как меня раздражают здешние, да и наверно, везде так, обычаи — подумал я, — наглядно продемонстрированные мне сейчас графом. Быть приличным человеком и верным другом в отношении к равному себе, и не в грош не ставить тех, кто расположен ниже тебя на социальной лестнице. Как он стоял на одном колене перед леди Алисой, выражая ей признательность, со слезами на глазах, и даже готов был стать вассалом принцессы, и одновременно сейчас выражая неприязнь к её бедному родственнику. Ведь я даже обозначал себя в качестве шевалье, значит, не был простолюдином. В этом отношении убийца Питон, который судил о человеке, только по его поступкам и делам, был мне намного ближе. Отвесив придворной особе, полагающейся ей низкий неумелый поклон, увидев в глазах Питона одобрение моей игрой, я спросил: