В понедельник он снова пришел. Я не ждала, правда. Все раскрылось, какой смысл продолжать играть в заботливого парня. Зачем он здесь. Зачем ждет от меня объяснений. Я не понимала. Да и не хотелось понимать. Было так больно, так обидно, камнепад в моей душе никак не желал заканчиваться, продолжая по крупицам убивать внутри любовь и желание к жизни. Клянусь, мне хотелось умереть. Я себя ощущала куском мусора, который отправили на помойку доживать считанные дни.

Во вторник мне снились кошмары. Казалось, что я бегу от всех, от Титова, от Даниила. Они смеются и снимают на камеру мои слезы. Проснулась вся мокрая и больше не сомкнула глаз. Молча смотрела в потолок, и упивалась собственным горем. Днем пришел папа. Он заметил мое странное состояние, но вопросов задавать не стал. Я была ему очень благодарна за это. Отец рассказал, что взял отпуск до следующего вторника, что будет мне приносить еду и следить, чтобы я шла на поправку. Впервые за долгие годы мы проводили время вместе. Я вновь почувствовала себя его дочкой, которую он любит и о которой заботится.

Каждый раз, когда папа выходил из палаты, я на цыпочках подкрадывалась к дверям и выглядывала в коридор. Не знаю, что ожидала увидеть. Матвеева не было, он не сидел настойчиво под дверью, не ломился с вопросами. Даниил исчез из моей жизни, испарился, так же быстро, как песок вытекает из рук, стоит его только поднять. Я корила себя за тоску, за желание его увидеть. Нельзя так. Не с тем, кто предал, кто нагло вторгся в твое сердце и забрал оттуда важную часть.

В среду я уже спокойно выходила из палаты. Будто приняла, он больше не придет. Однако голова сама крутилась назад, старательно высматривая прохожих. Однажды меня остановила медсестра. Недовольная женщина средних лет была мне как-то не особо рада.

— Чего разгуливаешь, — фыркнула она, закидывая руки в карманы белого халата.

— Бока отлежала, — без особого энтузиазма отозвалась, и хотела, уже было идти дальше, как мадам кинула мне в спину.

— Ненаглядному своему скажи, пусть манерам учится. Мало того, что под дверью ночевал, так еще и огрызается. Ишь какой.

— Под дверью ночевал? — Резко разворачиваюсь на сто восемьдесят градусов. Корить себя снова начинаю, что реагирую подобным образом на слова о Матвееве. Но там внутри, под самыми ребрами, вдруг кольнуло, сладко так кольнуло.

— Давай, топай в палату, — буркнула под нос медсестра и скрылась в больничных коридорах. Я же устало вздохнула и поплелась к себе. Только сейчас задумалась, почему лежу в одиночной, почему соседей нет. Неужели папа снял для меня VIP-комнату. Странно, что мачеха позволила ему тратить деньги так расточительно. К слову, о тете Любе, за эти несколько дней, она так и не пришла ни разу. Да что уж там, даже не позвонила. Ей было плевать на меня, как и всегда в принципе. Ничего в жизни не меняется. Никогда.