— По-зо-ви меня по име-ни, Тась, — шепчет возле ушка, а потом происходит что-то совсем запредельное. Он обхватывает губами мочку уха, проводит по ней языком, опыляя горячим дыханием, да так что я резко вздрагиваю. Внизу живота начинает приятно гореть, а тело так и вовсе само выгибается, пытаясь будто подстроиться под Даниила.

— Тась, — нежно шепчет его дурманящий голос. Пытаюсь взять себя в руки, закрываю глаза, напоминаю себе о споре, о записках, о том, что я была всего лишь элементом забавной игры. И вот вроде силы возвращаются, поднимаю руки даже, дотрагиваюсь до его плеч, но…

— Тась, — снова зовет меня, обжигая дыханием шею. Ненормально. Тело слишком ненормально реагирует на его голос. Даниил проводит кончиком языка от мочки и ниже вдоль шеи, а затем впивается губами в кожу, и я издаю какой-то сумасшедший вздох.

Матвеев будто понимает, что двигается в верном направлении, будто чует, что я поддаюсь его ласкам. О Боже! Никогда такого со мной не было. Нет! Его рука слегка смещается, опускаясь вниз, а затем проскальзывает под мою майку. Медленно и осторожного горячие пальцы исследуют участки дрожащего тела, поднимаясь все выше, забираясь все глубже под одежду.

— Тась, — его голос сводит с ума, заставляет терять остатки разума. Он прижимает меня к себе еще больше, упираясь той частью тела, о которой мне и подумать стыдно. Ненавижу его. Просто ненавижу. Но как же хочу остаться рядом с ним. И это чувство разрывает на части.

— Дань, — слетает с моих губ, когда он в очередной раз проводит языком по мочке уха, сладко ее посасывая. — Прекрати, прошу тебя. Я… я… я не хочу… ты… пьяный. У меня… ты… — будто не я говорю, будто другой кто-то. Потому что голос не просит остановиться, он наоборот, молит о продолжении.

— Тась, — обрывает последние нотки рассудка, когда называет мое имя. Только он может так, только из его уст оно звучит настолько маняще.

— Дань, — пытаюсь из последних сил остановиться. Даже губу прикусываю, чтобы вернуться в реальность. Он поспорил, это был тупой спор. А может… и сейчас все еще… и эта мысль меня будто ледяной водой обливает. Закрываю глаза, руки резко перестают сопротивляться, падают на кровать, в полном нежелании бороться дальше. И слезы, соленные, тяжелые слезы, скатываются по щекам. Матвеев реагирует моментально. Поднимает голову, пытается понять что-то, но я не смотрю на него. Молча сжимаю ресницы, стараясь подавить нарастающую истерику. Невыносимо становится. Как будто кислород закончился. Грудную клетку разрывает, а я вдохнуть не могу.

— Мне уйти? — Вдруг спрашивает он, все еще нависая надо мной.