— Нет, — я энергично покачала головой. — Нет, не было, потому что я знала, что влечёт за собой возвращение одного из них.

Айлен нахмурилась.

— Жизнь за жизнь. Это стоит жизни, — прохрипела я.

Айлен побледнела. Даже под толстым слоем тонального крема и полосатым румянцем она побледнела.

— Нова умерла не от сердечного приступа?

— Нет.

Крупные слёзы выступили у неё на глазах и покатились по щекам.

— Так что я почти… почти…

— Умерла или убила бы папу? Да. Ты почти сделала это.

Она прикрыла ладонью свой рот.

— Я не знала. Я не знала, Кэт, — её голос был прерывистым, а дыхание затруднённым.

Я сглотнула, затем повернулась к Гвенельде и прошептала:

— Пожалуйста, заставь её забыть. Заставь её бояться приближаться к кругу рябиновых деревьев.

Айлен расширила свои блестящие глаза.

— О чём ты говоришь…

— Ты перестанешь помнить сегодняшний вечер, — сказала Гвен, её хриплый голос эхом разнёсся по кладбищу. — Ты перестанешь помнить, что фейри и охотники существуют. Ты забудешь всё, что читала и слышала, и если кто-нибудь попытается заставить тебя вспомнить, ты не будешь их слушать. Ты им не поверишь. И ты никогда не проникнешь в священный круг рябиновых деревьев, потому что всю оставшуюся жизнь будешь верить, что он проклят.

Я затаила дыхание, пока веки Айлен не опустились и не поднялись, пока выражение её лица не стало пустым, пока она бездумно не ушла, пока рука Каджики не упала с моей талии. Светлячки неподвижно повисли в воздухе. Я не могла видеть их глаз, но я могла чувствовать их. Они ждали, чтобы посмотреть, что мы будем делать с эксгумированной охотницей?

Гвен опустилась на колени перед могилой. Закрыв глаза, она начала что-то напевать. Было ли это заклинание?

— Она собирается использовать мою жизнь? — пробормотала я.

— Мы бы никогда не воспользовались твоей жизнью, Катори. Она прощается со своей матерью, — голос Каджики, хотя и твёрдый, дрогнул, когда он добавил. — Нашей матерью.