Старуха, не понаслышке знающая про больные темы, сама как-никак имела их не меньше десятка, кивнула, рассеянно потирая горло. Она еще не пришла в себя, но уже поняла, что больше не скажет ни слова этой сумасшедшей. Ни про панель, ни даже про погоду. С нее хватило, всё. Первой мыслью было даже обратиться в милицию, но она тут же омела эту идею и велела себе забыть – единственное, что она твердо поняла, так это то, что эту психопатку лучше не злить. Потому что она могла пойти на многое, она хотела пойти на многое, это ясно читалось в ее глазах, и старуха отступила, поняв, что ее жизнь отныне висит на волоске. А жизнь ей была очень дорога, несмотря на все претензии, недовольство и ненависть к миру.

А Фатима тем временем с совершенно спокойным лицом продолжала таскать свои покупки в дом, размещая их в своей комнате, как будто ничего и не было. Надеюсь, она скоро уедет, подумала бабка, затравленно глядя на Фатиму, она и правда надеялась, даже не смотря на покупки, которые вроде бы указывали на обратное, надеялась, как умирающий в пустыне надеется найти оазис и видит, что вокруг один песок, но все равно надеется. По-другому она просто не могла.

И многих она уже убила, возникла вдруг мысль, кто она на самом деле и что здесь делает? Но старуха запретила себе думать об этом, запретила строго-настрого, в такие омуты лучше не лезть – утонешь наверняка, вот она и дала себе слово не лезть, а просто переждать, как пережидают ураган, спрятавшись в подвале. Какой-то внутренний голос говорил ей, что девушка здесь ненадолго, что она не задержится в ее доме, потому что такие люди как ветер. Как ураган.

– Я намереваюсь отдохнуть, – сказала девушка, появившись вновь, как чертик из табакерки из своей комнаты, которую снимала вот уже два месяца, – буду смотреть фильмы весь день, так что не беспокойте меня.

В обычное время старуха начала бы возмущаться или сказала бы что-то очень едкое, но те времена прошли. Вместо этого она только поспешно закивала и пробормотала что-то утвердительное, не сходя с места с тех пор, как девушка толкнула ее. Пошевелиться она осмелилась только тогда, когда дверь в комнату девушки со стуком захлопнулась. Только тогда старуха, которая на самом деле не была такой старой, просто изъеденной своей ненавистью к миру, отлепилась от стены и ретировалась в свою комнату. Больше греметь кастрюлями по утрам ей не хотелось.

Весь незначительный остаток дня и почти всю ночь Фатима смотрела записи камер наблюдения, старуха не беспокоила ее, даже не выходила из своей комнаты. Вот и отлично, давно надо было научить ее манерам, думала девушка, меняя диски и отвлекаясь на окружающий мир только тогда, да и то не полностью. В голове у нее кипела деятельность, она анализировала и сопоставляла, запоминала и принимала решение, в каком месте ей будет лучше проникнуть на виллу. Надо было учитывать не только камеры, но и путь к дому по двору и высоту стен, по которым ей предстояло лезть. Все это требовало напряженной умственной деятельности, которая утомляла намного больше, чем физические нагрузки. Но это тоже было частью ее работы, так что она не жаловалась, просто набиралась терпения и начинала мозговой штурм.