Толстяк угрюмо кивнул. Его нашли в крошечном хостеле, удивительно, но на нем не было ни царапины, везучий сукин сын. В том же хостеле, оплаченном местной газетенкой, выловили доктора и еще одного парня из службы снабжения – у всех были легкие травмы, не требующие серьезной медицинской помощи. Охранника с раной на груди и работягу с ожогами и порезами оставили в больнице. Ненадолго, люди с серьезными удостоверениями забрали всех, молча и быстро. Журналисты попытались поднять шум, но их быстро заткнули. К счастью, выжившие почти ничего не успели рассказать. Теперь все они были под надежной охраной, изолированы друг от друга – хотя Вадим понимал, что прошло слишком много времени, и они могли бы договориться об общей версии, но таковы были правила – и говорили почти одно и то же.

Конечно, он не думал, что кучка работяг, подтирающих задницу «королевы», была хоть как-то причастна к случившемуся, но это дело было слишком уж сложным, поэтому они работали на пределе, в том числе и в вопросах «чистоты» данных. Малейшая разница в показаниях могла стать зацепкой. И он не хотел, чтобы крупицы истины были замутнены чужими впечатлениями или чужим авторитетом – он давно работал и знал, как люди могут искренне верить, что события происходили именно так, как говорит авторитетное для них лицо, особенно, если сами мало что помнят. Стоит лишь кому-то из этой группы высказать свои домыслы и умозаключения с уверенностью, как остальные тут же начнут придерживаться той же линии. Этого Вадим допустить не мог. Особенно с тем, кто жил бок о бок с Паучихой, кто был рядом с ней, когда ее долбаный остров начал превращаться в дьявольский фейерверк.

– Ты понимаешь, что произошло сегодня? Масштабы этого события? – Вадим прожигал взглядом опущенную голову крупного парня, чудом уцелевшего в немыслимой катастрофе. – Ты, мой друг, самый ценный свидетель. И ты можешь не выйти за эти стены до самой старости, если я и люди, стоящие за мной, сочтем информацию, сообщенную тобой, недостаточной или недостоверной.

Вадим не стал сообщать, что на данный момент повар был и единственным подозреваемым. Время этой карты еще не пришло.

– Я ничего не сделал, – проговорил повар, не отрывая взгляд от сцепленных на коленях рук. На них не было наручников. Пока. – Я чуть не умер там. А все остальные, много человек, больше сотни, – он наконец поднял глаза, они были красными, и, невероятно, но в них был гнев, – все они умерли. Ни за что. Просто потому, что были бедными и пытались кормить семьи, вкалывали как рабы на этом проклятом острове.