– Нина, – начала я, когда, наигравшись с Сонькой и уложив её в четыре руки спать, мы сели пить чай. – Нина, милая! – ей-богу, у меня не поворачивался язык! И голос сел – я откашливалась.

– Белочка, что-то случилось? – и Нинин взгляд – такой встревоженный!

На секунду зажмурившись и переведя дух, я всё рассказала – быстро, скороговоркой, чтобы поскорей отделаться от этого кошмара. Хотя кошмар ещё только предстоял.

Нина молчала. Смотрела прямо перед собой и молчала, положив руки на колени, как ребёнок.

– Как же так? – наконец, тихонько спросила Нина. – Ты опять уезжаешь? Только теперь… точно навсегда?

Её «точно навсегда» прозвучало по-детски беззащитно. Я крепко, до боли, сцепила под столом ладони.

– Ниночка, но ведь теперь нет никакого «навсегда»! Мы будем не на другой планете, ты обязательно приедешь к нам в гости! Есть интернет, телефон, СМС, наконец.

– Я не хочу, – её глаза наполнились слезами, и я подумала, что всё-таки не выдержу. – Я так не хочу.

Почему она говорит, как маленькая, обиженная, несчастная девочка? Наверное, она так себя и ощущает. И ещё чувствует абсолютное бессилие в этой ситуации. Как ребёнок среди взрослых, которые за него принимают все решения.

Потом был ужас. Нине стало нехорошо, пришлось её уложить, капать ей успокоительное, не разрешать вставать, потому что она всё время порывалась:

– Да всё в порядке, Белочка, я встаю, я в порядке, – она резко поднималась и тут же обратно заваливалась. А у меня дома даже не было прибора для изменения давления! Я ужасно испугалась.

Вдруг она вскочила и бросилась в туалет. Я слышала, что её вырвало. Что ж за кошмар-то! Не выдержав, я разревелась.

Потом были объятия… Я дала Нине деньги на такси, она отказывалась, но я настояла. Нина ушла, а я порыдала на кухне, пока не проснулась Сонька.

Но дальше случилось кое-что чрезвычайное. На следующий день Нина позвонила, и трубка сказала её глухим, севшим голосом:

– Я всю ночь не спала. Мне надо с тобой поговорить.

– Да, Ниночка! Я слушаю! – моей руке стало больно – так зверски я стиснула трубку.

– Нет, мне надо лично. Когда я могу приехать… когда ты будешь… одна?

– Да хоть сегодня, Юра сказал, что вернётся не раньше полуночи.

– Хорошо.

Думала, что опять будут слёзы и истерика, ждала Нину с ужасом, потому что, с одной стороны, я ничего не могла изменить, с другой – мне было жалко её до смерти! И расставаться мне с ней хотелось так же, как и ей со мной. Она стала дорогим мне и близким человеком. В каком-то смысле… в каком-то смысле, почти заняла мамино место.