Письма от девчонок – это вчетверо сложенные тетрадные листки, на которых остается еще много места для ответа и даже для целой переписки. На каждом послании есть адрес, например «П-5», что означает: правый ряд, пятая кровать от двери. Или Л-7 – левый ряд, седьмая койка. Наверняка у девчонок есть план нашей палаты, и там указано, кто где спит. Гадом буду, в самом начале смены они его составили, шпионки!
При свете фонарика, толкаясь и перешептываясь, пацаны стали разбирать почту, точнее, искать первым делом весточку для Жаринова, а тот ждал, нетерпеливо раздувая ноздри. Однажды ему никто не написал, и он от злости отдубасил Ренатку, которому пришли сразу три послания от татарской родни. На этот раз, к счастью, обошлось.
– Вот Л-12! – Засухин отдал тирану свернутый вчетверо тетрадный листок.
– Ты руки мыл?
– Мыл.
– То-то!
Судя по тому, что среди «адресов» оказались П-1 – кровать Козловского, опустевшая несколько дней назад, и Л-8 – койка Ивеншева, увезенного домой со сломанной рукой еще в середине смены, писульки отправлялись наобум, по схеме, чтобы просто подурачиться. Кто же в почту на полном серьезе играет? Я толкнул в бок затихшего Лемешева.
– Паш, тебе телеграмма!
– Меня нет дома, – ответил он из-под одеяла.
Письмо с моим адресом П-2 было сложено не так, как остальные, а почему-то фронтовым треугольником. Странно!
– Читаем вслух! – приказал Аркашка, заглянув в свою цедулю и сморщившись.
Со стороны это, наверное, выглядело странно: сбившись в кучу, сблизив головы, освещая прыгающим желтым лучом шуршащие листочки, мы читали послания и хохотали, подзадоривая друг друга. По стенам метались наши изломанные тени.
– Лемеш, слушай, что тебе написали, – заржал Жаринов:
Гулять мы будем при луне, В любви признаешься ты мне!– Будешь отвечать?
Пашка не отозвался.
– Бокова сочинила! – со знанием дела заметил Папик. – Больше некому.
– И мне тоже в стихах, – гордо сообщил Засухин:
Зачем, зачем вы удалились?