– Они гуляют сами по себе. Возьми! – Она протянула мне мой галстук.

– Спасибо! – Я машинально сунул тряпицу в карман и метнулся в толпу, стараясь протолкаться к Лемешеву, который махал мне рукой, показывая, что уже у цели.

Когда я, прорвавшись к воскресшей собаке, погрузил пальцы в ее теплый спутанный мех, восхитительно пахнущий псиной, Анаконда не слишком сердито распекала виноватого Семафорыча:

– Вам что было велено?

– Так снова веревку перегрызла, вертунья! Тоже ведь проститься хочет… – развел руками сторож.

– Работнички! Ничего нельзя поручить.

А вокруг Альмы началось настоящее столпотворение, счастливые пионеры, узнав о невероятном, покидали свои отрядные «таборы» и бежали, чтобы погладить собачью шерстку или хотя бы одним глазком увидать любимцу. Началась куча-мала.

– В очередь, в очередь! – пытался навести порядок Голуб.

Но и его чуть не сшибли с ног. Каждый норовил потрепать пегие лохмы, потрепать чуткие тряпичные уши и ладошкой проверить влажность черного носа.

– Альмочка, Альмочка…

– А где же она была? – спросил кто-то.

– На карантине… – со значением ответил Семафорыч.

– А зачем же всем сказали, что усыпили?

– Приказ был…

– А как же могила?

– Вздутые консервы зарыли…

– Ладно, хватит! – возмутилась Анаконда. – Немедленно уведите собаку! Третью смену сорвать мне хотите?

Тут как раз примчался гордый Виталдон:

– Приехали, приехали!

– Наконец-то! Ничего тебе поручить нельзя! – Директриса приставила к губам услужливо поданный мегафон. – Лагерь, внимание! Начинаем посадку в автобусы!