Она дернула комбинацию и чуть не оборвала подол.

Галя нехотя посмотрела вниз и потянулась к шкатулке с дамскими принадлежностями.

— Что ты хочешь делать?

— Прихвачу английской булавкой.

— Господи! Сколько тебя можно учить!

Марина быстро расстегивала на дочери дорожный костюм.

— Ма-ам, — лицо Гали исказилось, стало почти плачущим, детским.

— Что? — вдруг испугалась мать.

Она коротко глянула на Кирилла Александровича и толкнула дочь в ванную.

Кирилл Александрович чувствовал, что покраснел… Да, его дочь стала женщиной.

— Ну как? А-а? — вопросительно и восхищенно кричал и кривлялся перед ним Генка. — И совсем не велика! Даже в плечах жмет. У меня плечи шире, чем у тебя…

Он высунул язык, дразня отца.

— Не ори, — еле слышно попросил Кирилл Александрович, отмахиваясь от старающегося боднуть его головой Генки.

— А можно я ее и зимой поношу? — клянчил, морща нос, счастливый и абсолютно равнодушный ко всему остальному миру сын.

— Сбегай вниз! Посмотри, не пришла ли машина? — наконец, смог отпихнуть он это сияющее, румянощекое, иссиняглазое родное существо. — И не закапай! Не замажь куртку там, на юге, — пригрозил убегающему Генке.

— Только коньяком и шашлыками! — передразнивая его, ответил тот и, громыхнув дверью, уже летел по лестнице, прыгая через три-четыре ступеньки.

Кирилл Александрович отвернулся к окну, чтобы скрыть вдруг навернувшуюся слезу.

«Спать надо меньше… меньше! — почти со злобой на самого себя подумал он. — Что за дурацкая расслабленность… Ч-черт!»

Он стукнул кулаком по мягкому подлокотнику и почувствовал, что кто-то смотрит на него. Жена стояла в дверях и, как всегда, всё понимала.

— Иди, иди… — сказала она дочери. — Возьми сумки. Не все же мне тащить.