— Шабаш ведьм, говоришь? — процедила она сквозь зубы.

— Да я сказал «шалаш», всего лишь шалаш, — пробурчал дядя Леша.

— Ну, сейчас я тебе устрою инквизицию. А ну-ка иди сюда! Иди, иди. Не смей прятаться за сына, он болен!

— Лена, Лена! Мы не одни! Здесь свидетели!

— Ничего, ничего! Я скажу, что была в состоянии аффекта, ничего не знаю, ничего не помню!

— Алиса! Спаси!

— Лен, а ведь он сказал «шабаш ведьм», то есть во множественном числе? — вдруг спросила Алиса Алексеевна.

— Угу!

— Значит, их, то бишь ведьм, две?

— С точки зрения русского языка, как минимум две!

— Леша, ну ладно Лена, а я-то тебе что плохого сделала? — возмутилась Егорова.

Елена Николаевна даже замерла, оглянулась на подругу и, не слушая общий хохот, возмутилась:

— Шо-то я не по́няла… Что значит «ну ладно Лена», а? — пробормотала она и сама засмеялась. Потом глянула на хохочущего мужа и, улыбаясь, вкрадчиво проговорила: — Дорогой! Они-то здесь останутся, а ты-то домой пойдешь.

Но близкие люди лишь хохотали. Потом дружно ободрали обои в бывшей спальне и быстро поклеили новые бледно-голубые обои (благо, комнатка небольшая). Ели пиццу, вновь смеялись, рассказывали что-то забавное. Уже в одиннадцатом часу поставили новую угловую тахту серебристого оттенка. Мужчины внесли новый туалетный столик, установили угловой столик для рукоделия. Тут же натянули светодиодные ленты, навели порядок. В начале двенадцатого семья Фроловых засобирались домой. Их долго обнимали в дверях, благодарили, а те отшучивались, одна Дашка помалкивала, отчаянно зевая. Наконец, за шумным семейством захлопнулась дверь.

— Здорово, правда? — сказала мама, стоя на пороге обновленной спальни.

— Здорово, — согласился сын.

— Катя купила мне билет на десять дней в Черногорию. Ехать в июне.

— Круто!

— А ты как?

— А что я? Тимка переедет опять ко мне. Мам, мама! Не парься, умоляю! Езжай хоть в турне по Европе! Молодец, сеструха.