У дяди Леши глаза стали, как блюдца. Он даже дар речи потерял, и смотрел на пасынка так, будто тот прямо сейчас сознался в том, что подрабатывает на продаже органов или… Тимка вскинулся, замахал руками.

— Стоп! Это не то, о чем ты подумал! Нет, нет, и еще пятьсот тысяч раз нет! Я натурал!

— А…

— Я ее поцеловал, а она меня через бедро бросила!

— Кто?

— Да Лера! Кто ж еще-то?

Дядя Леша даже поднялся, полез за сигаретами.

— Нет, блин. Взрослые дети — это что-то. Правда, правда, говорят: маленькие детки — маленькие бедки. То торчу, то целую… Господи! — и мужчина с жадностью закурил.

Выпустил дым, задрав голову, потом вновь глянул на Тимку, сидевшего с постной миной, и бросил тому пачку и зажигалку. Парень поймал, а потом вскинул удивленные глаза.

— Невинным не прикидывайся. Думаю, тебе сейчас это… не помешает, — сказал он.

Тимка повертел в руках зажигалку и достал сигарету. Затянулся, а потом глянул на батю и улыбнулся, покручивая пачку сигарет в руке:

— Я понял, почему ты сказал мне надеть твою толстовку.

Батя хмыкнул:

— Ни к чему лишний раз расстраивать маму.

— А пиво будет?

— Посмотрим по обстоятельствам. Ну, а теперь давай. Вещай, отрок.

— Отрок — от слова «речи не ведущий», — усмехнулся ребенок.

— Умный, блин.

Тимка вздохнул, а потом выложил всё как на духу. Человек, знавший его на протяжении десяти лет, молчал, время от времени щелкал зажигалкой, хмыкал, но не перебивал.

— А теперь… теперь я не знаю, как доказать, что мне нужна только она, — выдохнул Тим, закончив свой рассказ.