— Кандидатов в отцы Соколовой Валерии Николаевны трое. Возраст вроде как подходит, и потом, ты ж понимаешь, в ВК не пишут отчества. Один даже чем-то похож, но все фото в профиле черно-белые: не понять ни цвет глаз, ни цвет волос. Клипмейкер.

— Да ладно!

— Охрененное видео делает! Я вчера два только успел посмотреть… Охренеть!

— У тебя матушка — учитель русского языка и литературы, а ты «охренеть»…

Тимка заложил руки за голову.

— А иногда только это и можно сказать. То, что он делает, нереально круто! Я поставил на него!

— А она…

— Э! Ты не ляпни! Это секрет! Капец, какой секрет! Нике не брякни. Сначала всё выяснить нужно. Не знаю… а вдруг она… ну… не нужна.

— Ну да, как я отцу!

Уваров вздохнул.

— Не, этот пример явно не показатель. Но, Ник, было ведь не только это! Чего ты?

— Ну да. Только…

— Тебе не пять лет, чтоб дуться на отца.

Ник вдохнул с шумом, так же выдохнул, Тим даже приподнял голову от подушки.

— Понял. Не сопи, — сказал он тихо. — Кстати, откуда Катюха? Я ведь правда ее два года не видел…

Ник усмехнулся и рассказал.

Как они с Никой доехали до Питера, он не помнит. Прыгнули в метро, добрались до Горьковской, а оттуда уже «куда глаза глядят». Обычно глаза глядели всегда на Невский проспект. Где-то на середине Троицкого моста Ник окончательно пришел в себя. Забеспокоился за мать, Ника успокоила, дескать, та знает об их местоположении.

На разговоры Никиту не тянуло, и Вероника со свойственным ей воспитанием не лезла в душу. Просто шла рядом, держала за руку, иногда ловила влюбленный взгляд и обнимала за талию. На набережной несмотря на протест Ник натянул на девушку свой свитшот, так как с реки тянуло прохладой. Небо до самого горизонта было затянуто сизым воздушным зефиром, переходящим от пепельно-серого оттенка до голубо-розового. Там, где тучи плотно смыкали свои ватные ряды, оно казалось сизым, холодным. У самой кромки, освещенной лучами заходящего солнца, походило на розовые клубы пара или сахарную вату. А золотые полосы будто разделяли его на два лагеря — пепельный и зефирный. Ветер потихоньку тащил пепел на зефир, но, видать, тот был тяжелым, а, может, зефир не желал уступать, поэтому облака мешались, золотая полоса, колеблясь, почти незаметно отползала ближе к горизонту.

Ник, обнимая любимую, остывал. Его руки обвивали девичью талию. Правая лежала поверх широкого пояса юбки, а левая — на правой, а на ней тонкие руки в синем свитшоте, и пальцы ласкали пальцы, сплетаясь и расплетаясь. Рыжие длинные пряди развевались на ветру, иногда касаясь лица. Ник тоже смотрел на закатное небо и тоже молчал. Иногда Вероника указывала на какое-то облако причудливой формы, и тогда парень улыбался и касался губами огненного виска. Девушка будто замирала, а потом улыбалась в ответ и гладила по загоревшей руке. Сколько так они не стояли, неизвестно, просто Ника вдруг сказала: