— С днем рождения!

И парень за ее плечом тяжело вздохнул, склонился к плечу, пряча лицо в рыжем облаке, коснулся шеи губами.

— Прости…

Ника, не оборачиваясь, прижала руку к его скуластой щеке, погладила.

— Тебе не за что извиняться.

— Просто… я так… не ожидал. И тот Сашка…

Девушка повернулась к нему, обняла. Благодаря высокой платформе Нику даже наклоняться не нужно было. Лишь голову склонил на плечо.

— Это дела… взрослых… Ты ничего не можешь изменить.

— Только теперь каждый год я буду думать о той девчонке…

— Она-то не при чем. Она сейчас вооот такусенькая, вообще ничего не знает и не понимает. Просто… ты знаешь, моя мама очень любила отца Егора, родила рано… Наверняка, они вот так же стояли когда-то… А потом… потом любовь умерла… Просто… неужели, и мы вот так…

Ник отклонился и заглянул в зеленые глаза.

— А мы нет! У нас всё будет по-другому! — твердо заявил он.

Девушка улыбнулась, шагнула еще ближе и обняла за талию, прижалась щекой к щеке.

— Они… они тоже так думали…

Ник так не считал. Он твердо знал, что не отпустит эту тонкую руку, на которой проклюнулись веснушки. Не разлюбит эти зеленые глаза. Не отдаст никому. В семнадцать лет он был в этом уверен.

А потом они целовались, и рыжее облако, поднятое ветром, прятало их от любопытных прохожих, и вновь Питер-красавец был свидетелем этой первой любви.

На электричку они опоздали. Паника накатила, как цунами. Ника забегала по вокзальной площади пригородных поездов. Три раза подходила и спрашивала у одиноко сидящей кассирши об электричке, и отходила к Нику, который лихорадочно соображал.

— А автобус? — опомнилась девочка.

— Они еще раньше заканчивают. Дай-ка мне свой телефон.