От звука ее голоса у меня сжалось сердце и защипало в глазах. Я стиснула в ответ мамину руку и, когда мама поглядела на меня, улыбнулась.

Она тоже улыбнулась, наклонила голову набок и сказала:

– А, да, и еще фельдшер «скорой», с которой я говорила, передала мне пакетик с твоими украшениями.

Я почувствовала, что мое лицо запылало, как тысяча солнц.

Мама добавила:

– Я положила их к тебе в сумку… Рядом с противозачаточными таблетками.

О господи!

– Уф… Спасибо, – выдохнула я, сгорая от желания натянуть на голову простыню и спрятаться. Ну, или снова умереть.

Мама рассмеялась и сказала:

– А представляешь, если бы они отдали их твоему отцу? У него на том же месте случился бы разрыв сердца! Им пришлось бы везти его в больницу вместе с тобой! – И она закатилась смехом.

Я не могла смеяться вместе с ней, потому что было слишком больно, но я улыбалась. Я улыбалась, улыбалась, а потом закрыла глаза, стиснула ее руку и поблагодарила про себя своего нерадивого ангела за то, что снова слышу мамин смех.

И извинилась, что едва не уволила своего ангела накануне.

Через какое-то время мама ушла, чтобы поесть чего-то на ужин – и, может быть, выкурить в машине свой косячок, – а в мою дверь постучали. Вошла женщина в полицейской форме. Она была невысокой, с короткой афрострижкой и, судя по выражению ее лица, с еще более коротким терпением.

– Мисс Бредли, я – офицер Хувер, и я бы хотела задать вам несколько вопросов по поводу вчерашнего происшествия.

«Черт. Побери».

– Я, хм… А это разрешено? Мне всего шестнадцать лет. Разве я не должна разговаривать в присутствии адвоката, родителей или кого-то еще?