— Я… я все сделал правильно? — спрашивает он. — Я могу наколдовать тебе все, что ты захочешь…
— Нет, они совершенны.
Он улыбается, и это та странная, честная, таинственная улыбка, не жестокая, не кривая, не дразнящая. Он выглядит немного смущенным из-за того, что вообще улыбается, и отворачивается, чтобы приняться за украшение. Мелкие снежинки кружатся на ветру, цепляясь за его черные волосы и длинные ресницы и исчезая на его невероятно длинных пальцах.
Псы вырываются на поляну, носятся по земле, ловя снежинки, прежде чем бросится на своего хозяина. Аид валится наземь, облизанный донельзя тремя слюнявыми мордами. Он смеется, глубоко и звонко, отпихивая их от себя в ближайший сугроб, и сам ведет себя почти как щенок.
Я думала, это жестокий поворот судьбы, что он так красив, думала, несправедливо отдавать меня на милость кого-то столь изысканного, но хуже, чем ему физическое совершенство то, что он добрый и хороший. Хуже всего знать, что мне нравится не только его лицо, но и он сам. Он может быть отвратительным монстром, а мое сердце продолжает трепетать всякий раз, когда я слышу, как он входит, я все еще чувствую, как мои внутренности наполняются легкость, когда он смотрит на меня.
О нет, он мне правда,
Он видит, что я смотрю на него, и ухмыляется.
— О чем ты думаешь?