Я вспоминаю его потайную дверь, побудившую меня подслушать. Он не мог назвать ее моей матерью, зная, что я слушаю, но пытался заставить ее что-нибудь сказать. Он пытался. И привел ее сюда своей запиской, отказываясь и дальше держать меня в неведении.
Так почему же это все равно кажется предательством? Просто ли это ее обман, вылившийся на него?
— Ты сказала, что никогда не возненавидишь меня за то, что сделали или сказали другие, — говорит он. — Не я это сделал, Сефи. Пожалуйста, не ненавидь меня за то, что сделала твоя мать.
Моя мать.
Но не могу говорить. Мое горло сжимается от рыданий.
— Впусти меня, пожалуйста. Позволь мне убедиться, что с тобой все в порядке.