Шшш. С тобой все в порядке. Ты в безопасности.

По позвоночнику прокатился рык.

{Никогда.}

Ты в безопасности.

{Они сделали такие ужасные вещи.}

Я задалась вопросом, кто такие «они». Зерит? Нура? Макс, даже?

Или «они» — это десятки людей, разбросанных по десятилетиям или столетиям, собранные агрессоры миллиона разрозненных мгновений? Возможно, Решайе даже не знал.

Я питала его своим вынужденным спокойствием. Многие люди совершают ужасные поступки. Но мы можем либо питаться своим гневом и делать его топливом, либо позволить ему съесть нас заживо.

Решайе вдыхал воспоминания о моей матери, ее строгом и прекрасном лице, когда она говорила мне эти слова, а затем выпустила их обратно, как дым через ноздри. Я почувствовала его невысказанный вопрос.

Это моя мать. Она сказала мне это много лет назад.

{Ее больше нет.}

Да. Она умерла ужасной смертью, как и вся моя семья.

Я позволила ему увидеть веревки, цепи, широкополые черные шляпы. Я позволила ему увидеть сломанные тела, которые я видела на рынках рабов, людей, слишком старых или слабых, чтобы работать в шахтах, чтобы их продали на металлолом. Я позволила ему увидеть шрамы.

Я чувствовала, как оно подбирает и рассматривает каждое изображение, как любопытный ребенок рассматривает новую игрушку, заинтригованный, но не тронутый.

Отлично. Новый подход.

Завтра мы возвращаемся на мою родину. И я хочу отомстить. Это было понятие, которое, как я знала, оно уловило. Оно убило семью Макса, чтобы наказать его. Оно понимало гнев, даже если не понимало мою любовь. Ты тоже этого хочешь? Ты знаешь, что такое быть в гневе.

Хихиканье.

{Да. Это единственная твердая вещь, которая осталась. Все остальное сгнило}.

Мои воспоминания увядали, как плоть Макса под моими пальцами. Я должна была бороться со своим отвращением.

Тогда помоги мне. Ты мне понадобишься, когда мы придем туда. Только ты. Когда я позову тебя, ты придешь за мной?