– Да, но я точно помню, к примеру, тот поезд.

– Никто не говорит, что его не было. Ты случайно мог увидеть пустой вагон на каком-то полустанке, связать со старым фильмом про Индию и поезда, битком набитые по крышу индусами. Добавь к этому немного фантазии – и получается твой «ковбойский поезд». К примеру, всё то, что тебя так сильно всполошило здесь, было на самом деле. Твоя бывшая девушка Лиза действительно проходила собеседование на полиграфе, она уже полгода работает в госучреждении, имеющем доступ к секретным данным. Это была стандартная процедура для приема на работу. Пожилую пару мы не нашли, но у школьниц действительно был карантин, а источником распространения оказался отец одной из девочек, приехавший незадолго до событий из командировки. Договор на ремонт парка был заключен ещё год назад, и работы начались именно в установленные сроки. Пара военных… Пара по соседству с твоими родителями так и живет там. Им пришлось уйти в отставку из-за нестандартной для армии ориентации, и они осели неподалеку от твоих родителей. Всё объясняется элементарно. Твой мозг связал вещи, абсолютно между собой не связанные, добавил ко всему прочему панический страх – и вот уже совершенно нормальный человек начинает творить абсурдные вещи.

– Могу себе представить, как глупо выглядел мой рассказ, – с поникшей головой сказал я, немного даже покраснев.

– Отнюдь. Данные, полученные от тебя, дадут возможность повысить шансы раннего выявления опухолей, основываясь на модели поведения. Это, конечно, не лекарство от рака, но ценность полученных данных высока.

– Неужели так мало людей рассказало о своих глюках?! – удивленно поинтересовался я.

– Ты себе, Петр, даже не представляешь, как мало. Данных практически нет. Пока начинают проявляться симптомы, явно указывающие на опухоль, от человека уже мало чего можно добиться. Больные не понимают, что больны, и чаще всего гробят себя или свою жизнь, даже не подозревая об истинной причине. По статистике, в психиатрических клиниках посмертное вскрытие показывает, что три-четыре процента больных имели доброкачественные опухоли мозга, а не психические расстройства. Поэтому ты – наш редкий экземпляр.

– Теперь понимаю, почему клиника решила оплатить мое лечение.

– Именно так. И тебе очень повезло, что опухоль была выявлена на ранней стадии. Хирургическое вмешательство в фазе субкомпенсации имеет менее шести процентов летальных исходов, а в фазе глубокой декомпенсации – уже около сорока.

Этот факт меня поразил до глубины души. Не будь у меня сопель на амброзию или реши я поехать поездом – не исключено, что моя жизнь закончилась бы на хирургическом столе или, чего доброго, в психушке, где до конца дней меня лечили бы от несуществующей болезни. Представить только, для четырех процентов пациентов психбольницы являются тюрьмами, куда их по ошибке заточили доктора, лишив права быть нормальным!