… Напрасно Иван Васильевич ждал изменений в окружающей обстановке. Ничего не могло потемнеть, от того, что и без того было темно. Никто не стучал в калитку со страшным грохотом и даже не звонил бесконечной трелью в дребезжащий электрический звонок.

– Вроде, пронесло – произнес он, когда затаив дыхание процессия двинулась на обширный задний двор.

Путь освещал, торжественный, погруженный в непроглядный страх Ироним Евстратиевич, где-то частично совсем слегка, чувствовал он великое озарение, выпавшее на его долю. Пощипывало оно самолюбованием и если бы не противный страх, то мог бы он ощутить всю полноту момента, а так.…Нес он перед собой старый канделябр с зажженными свечами в количестве шести штук. Свет от них был тусклым. Едва освещал он следующий шаг, еще озарял таким же тусклым светом крест на груди Иронима Евстратиевича и иконку, которую Ироним примостил рядом с крестом, желая оказать тому существенную подмогу.

Позади него двигалась Карина Карловна, онемевшими руками державшая ларец сеньора Толстозадова, за ней Иннокентий Иванович, дальше Иван Васильевич, Рыжая борода, Инна, а замыкал шествие, длинной в двадцать метров, Эдуард Арсеньевич.

Блики от канделябра осветили мемориал. Ироним Евстратиевич передернулся, ему отчетливо привиделось, что он видит надгробный памятник, который, к тому же, покрылся плесенью и странной паутиной разложения, от долгих, слишком долгих лет существования.

– Смелее – прошептала ему на ухо Карина Карловна.

– Там кто-то есть – упавшим в глубину самой глубокой бездны голосом, ответил Ироним Евстратиевич.

Карина Карловна не успела что-то ответить, не успела и что-то разглядеть, как через плотную тишину до нее и всех остальных, долетел голос, наполненный радушной иронией.

– Ну, здравствуйте мои дорогие компаньоны. Как рад я вас всех видеть. Несомненное, наше почтение вам за оказанную помощь в деле освобождения труда, а заодно с ним и человека. Великая полночь стоит рядом с нами, любуется нами. В эту полночь сделаем мы важный шаг на нелегком пути к всеобщему равенству, справедливости и братству. Я душевно рад, что вы мои любезные, оказываете нашему общему делу столь ответственную помощь.

Никто из так называемых компаньонов не мог даже нормально дышать. Голос слышали все. Видели товарища Репейса, пока что трое; Ироним Евстратиевич, Карина Карловна, Иннокентий Иванович, и то его зрение различало лишь размытые контуры, сидевшего на неизвестно откуда появившемся бревне человека, а товарищ Репейс был не один, рядом, улыбаясь, сидел товарищ Ефимози. Карина Карловна не отрываясь, смотрела на черный пистолет, который Ефимози держал, то в левой, то в правой руке.