– Вот скажи, – продолжил Гриша, – тебе сколько денег надо, чтобы хватило?

– Ну на день если, – начал Женя, – то рублей…

– Да какой еще на день? – оборвал его Гриша. – Ты как гусеница, что ли, один день живешь? Я хотя бы про месяц спрашиваю.

Женя пожал плечами. Он хотел сказать, что гусеницы живут больше чем один день, но не стал. Смотри пункт 1.

– Даже не знаю, – ответил он.

– Вот видишь, ты не знаешь, – Гриша присел на корточки. – Потому что за тебя все твои родители знают. Ты поди даже и не представляешь, что и сколько в магазине стоит. Тебе вообще без разницы. Все готовое к носу подносят.

Жене были знакомы эти разговоры. Их рано или поздно заводил каждый второй обитатель детдома. В таких случаях он обычно косил под дворового пацана, родители которого не обеспокоены его воспитанием. «Да у меня их, можно сказать, и нет», – говорил он, имея в виду отца. Но Гришу было не провести.

– А мне ничего не поднесут, – процедил он. – Ты знаешь, что будет, когда нам тут 18 стукнет?

Женя отрицательно помотал головой.

– Погонят нас отсюда нахер, вот что. Дадут денег на автобус и на пожрать на два дня. И все. Лети, птичка, из гнезда. И не возвращайся.

Гриша щелчком отправил окурок в полет.

– Поэтому надо уже сейчас хватать свое.

Женя молчал.

– Достань мне ключи от кабинета Карачковской, – сказал Гриша после непродолжительной паузы.

Женя похолодел.

– Какие ключи? – запинаясь, спросил он.

– Обычные, епт, ключи. Которыми дверь открывают.

– Зачем? – спросил Женя. Ответ на этот вопрос он и так прекрасно знал. – Нас же вычислят, – стараясь, чтобы голос не дрожал, сказал он.

– Как? – хмыкнул Гриша. – Вычислят, блин. Они че, следователи, что ли? Собак приведут?

Посмотрев на встревоженного Женю, он слегка смягчился.