Рус. пер. («Непонятливому критику») см. в: Марина Бородицкая. Артур Дойль. Стихи. Публикация и комментарии Д. Дубшина // Иностранная литература. 2008. № 1. http://magazines.russ.rU/inostran/2008/1/do5-pr.html#_ftn4

На что два дня спустя Джонс отозвался уже собственным стихотворением в «ShortList» (https://www.shortlist.com/entertainment/tv/read-mark-gatiss-ralph-jones-poem-sherlock-bond-letter/71664), где он в том числе предлагает Гейтиссу расшифровать закодированное в стихах послание – акростих, читаемый по вторым буквам каждой строчки: «I would happily do this for months!» («Я был бы счастлив продолжать [эту переписку] месяцами!»). Видимо, столь продолжительное поэтическое состязание в планы Гейтисса не входило – во всяком случае, чем закончилась эта история, нам неизвестно.

⁹⁸ Лакан – перефразируя Фрейда, который в «Тотеме и табу» говорит о том, что истерию можно рассматривать как пародию на искусство, обсессивный невроз – как пародию на религию, а паранойю – как пародию на философский дискурс, выводит из философского дискурса научный, подчеркивая тем самым его сходство с паранойей (см., напр.: Семинары: кн. 7. С. 168–171).

Эпилог

Эпилог

– Нигде так не нужна дедукция, как в религии. <…>. Логик может поднять ее до уровня точной науки. Мне кажется, что своей верой в Божественное провидение мы обязаны цветам. Все остальное – наши способности, наши желания, наша пища – необходимо нам в первую очередь для существования. Но роза дана нам сверх всего. Запах и цвет розы украшают жизнь, а не являются условием ее существования. Только Божественное провидение может быть источником прекрасного. Вот почему я и говорю: пока есть цветы, человек может надеяться.

– Нигде так не нужна дедукция, как в религии. <…>. Логик может поднять ее до уровня точной науки. Мне кажется, что своей верой в Божественное провидение мы обязаны цветам. Все остальное – наши способности, наши желания, наша пища – необходимо нам в первую очередь для существования. Но роза дана нам сверх всего. Запах и цвет розы украшают жизнь, а не являются условием ее существования. Только Божественное провидение может быть источником прекрасного. Вот почему я и говорю: пока есть цветы, человек может надеяться.

Этот небольшой монолог Шерлок Холмс произносит в рассказе «Морской договор»¹ (The Adventure of the Naval Treaty, 1894), к довольно-таки раздраженному недоумению своих клиентов, которые ждут от знаменитого сыщика вовсе не отвлеченных разглагольствований, а скорейшего разрешения загадки. Здесь проявляется другая сторона Холмса – артиста, эстета, любующегося «прелестной розой», «тончайшими оттенками розового и зеленого», и даже, пожалуй, Холмса-мистика, и, хотя он и остается как будто бы все еще на почве логики и рацио, свой дедуктивный метод он парадоксальным образом предлагает применить к области иррационального, недоказуемого. «Роза дана нам сверх всего» – и в ней мы легко опознаем агальмический объект, «запах и цвет», нечто бесполезное и неуловимое, но тем не менее выступающее в качестве причины нашего желания, нашего существования в качестве субъекта.