Софи Маррэ-Мальваль в уже упоминавшейся работе «Бессознательное у истоков современного мифа: основополагающие мифы англосаксонской фантастической литературы»² задается вопросом о том, как то или иное произведение становится «современным мифом» (таким, как мифы о Франкенштейне, Джекиле и Хайде, Дракуле). Почему, например, мифом – и родоначальником всех последующих фантазий о вампирах – стал «Дракула» Брэма Стокера, а не роман Шеридана Ле Фаню «Кармилла», написанный на 26 лет раньше? Опираясь на 17-й семинар Лакана «Изнанка психоанализа», она выделяет три условия, которым должен удовлетворять современный миф: миф содержит в себе бессознательное знание – его истина затрагивает Реальное наслаждения; миф транслирует знание о субъекте бессознательного (т. е. о субъекте расщепленном, подлежащем закону кастрации) в противоположность дискурсу науки; в мифе сохраняется вера в существование Другого³.

«Дракула» (1897) и Шерлок Холмс (впервые читатели знакомятся с ним в 1887 г.) созданы в эпоху триумфального шествия прогрессивной позитивистской науки и сами являются ее плодом. Наука претендует на то, чтобы полностью исчислить, измерить, рационализировать Реальное; но Дракула занимает место объекта тревоги, обозначающего границы рационального знания. Всемогущее и загадочное наслаждение Другого, воплощенное в фигуре трансильванского графа, вторгается там, где обнаруживается нехватка нехватки, отделяющей субъекта от Реального⁴.

Чтобы заклясть чудовище, нужно вновь обрести для себя истину кастрации, расщепленности субъекта: кастрация, символический закон, кладет предел власти вампира, фрейдовского отца Орды. Эдип, разгадавший загадку Сфинги, мнит себя неуязвимым, всеведущим сыном Судьбы, но, говорит Лакан в 17-м семинаре⁵, тревожный объект возвращается в виде чумы, терзающей город, и царю, невольно расследующему собственное «дело», придется столкнуться с этим объектом – истиной о себе. Франкенштейн встретится с объектом своей тревоги – Созданием, страшным продуктом науки, и узнает истину о своей кастрации.

В «Кармилле», полагает С. Маррэ-Мальваль, знание о бессознательном затушевано, размыто: вампиризм рационализируется, объясняется естественными причинами, вписан в границы научного дискурса, а истина тревожного объекта благополучно замаскирована морализмом. В то время как в «Дракуле» (где, помимо прочего, в повествование ярко вплетена тема безумия в лице гротескного и впечатляющего персонажа – Ренфилда, пациента лечебницы для душевнобольных, который поклоняется Дракуле) истина о субъекте бессознательного, о Реальном наслаждения затронута напрямую, и это «придает роману силу мифа»⁶.