Впрочем, десять процентов гениальных в этой квартирке тоже присутствовали. Таков, вероятно, был художник Леша Гаврилов, человек довольно солидного возраста – уже под сорок. Однажды, а скорее в очередной раз, когда есть и пить ему было нечего, он поступил так, как некогда от безденежья поступил Микеланджело: сработал подделку, но не скульптуру спящего купидона как это сделал прославленный скульптор, а картину в стиле бытовых сценок середины девятнадцатого века (типа Павла Федотова или Перова), благо у него была старая картина с безвозвратно разрушенным красочным слоем, но с абсолютно целым холстом и рамой. Остатки краски он, насколько это было возможно, смыл, а раму и холст оставил, какими они и были. Написанная им картина изображала бытовую сценку в саду за самоваром, нанесен был даже лак с трещинками – искусственное старение. Он ничего не копировал, он написал картину в стиле и состарил ее известным способом. Потом он отправился в известный антикварный салон Семена Марковича Якобсона и просто сказал ему, что у него есть такая вот картина, а откуда и кто автор он сам не знает, просто купил однажды, а сейчас хочет продать, естественно, без всяких гарантий подлинности и не очень дорого. Хозяин салона тут же все прекрасно понял, долго смотрел, чесал голову, но картину все-таки выставил как работу неизвестного художника и неизвестного года, что было, в общем-то, полной правдой. Картина украшала интерьер антикварной лавки очень недолго, поскольку по качеству оказалась там самой лучшей, и буквально через неделю была продана за требуемую не такую уж большую сумму. Причем на вопрос покупателя: почему так дешево, хозяин магазина честно сказал: "Никаких гарантий, неизвестен ни художник, ни год создания. Так что решайте сами". Но человек этот картину все же купил со словами: "Да наплевать, какая бы она ни была, она мне просто нравится! Я покупаю ее лично для себя, и цена меня вполне устраивает".

Якобсон тут же позвонил Гаврилову:

– Слушай, твою картину пока не купили, но люди интересуются, есть большой шанс продать, сделай-ка ты еще одну подобную.

Через неделю он позвонил Гаврилову снова и сказал, что тот может приходить за деньгами. Гаврилов, получив деньги, тут же пробормотал что-то невнятное и быстро зашагал – прямо к палатке, где продавали пиво и водку в разлив. Якобсон прекрасно понимал, что деньги у Гаврилова надолго не задержатся: тут же вечером начнется гульба, придут все знакомые, кто без денег, и не исключено, что дня за три-четыре даже от такой относительно крупной суммы не останется ни копейки, а ведь еще краски надо купить, холст и долги отдать, наверняка и за квартиру заплатить, и бывшей жене дать, и детям и так далее. Поэтому Гаврилов непременно и довольно скоро появится. И действительно, Гаврилов пришел, правда, не через три дня, а через неделю, отвратительно трезвый и тихий, посмотрел прямо в душу Якобсону огромными зрачками, помялся: