Я улыбнулась.

«Высылаю тебе фотографии. Я старалась, правда. Вот эта моя любимая», — а следом за словами на моем экране появилось фото, сделанное в самолете, по пути домой.

Мы с Антоном улыбались в камеру. Он только что поменялся со мной обедом, ведь когда стюардесса спрашивала «свинина или курица?», я уверенно ответила «курица», а внутри лотка из фольги оказалась странная, залитая сливками бурда, а я терпеть не могу сливки. Свинина же, выбранная Антоном, смотрелась просто великолепно. И он, глядя на меня сквозь черные стекла, так просто произнес: «Хочешь, поменяемся?».

Сердце снова заныло.

Виктор о чем-то препирался с отцом. Я пролистала еще несколько фото, ловя себя на мысли, что даже сквозь боль, улыбаюсь.

Вот они дурачатся с Полиной.

Вот мы втроем, отогреваем замерзшие ладони горячим шоколадом из уличного ларька, и все вокруг припорошено снегом.

Его татуировки крупным планом. Полина действительно любит снимать все, что кажется ей красивым. А ее брат такой.

Странный узор на лопатке, похожий на кельтский орнамент. Вензель слов. Нотный стан, сквозь который рвется на волю птица. Та самая татуировка, сделанная в честь девушки, которую он впервые по-настоящему полюбил. От осознания, что где-то живёт та самая, что смогла украсть его сердце, все внутри скрутило проволокой.

Я перевернула телефон боком, чтобы тщательно рассмотреть, и словно в калейдоскопе, когда из одной картинки вдруг появляется другая, увидела, что переплетения линий напоминают тюльпан.

Сердце зачастило.

«Тюльпаны, — проводив меня в тот вечер домой, ответил он сестре. — Её любимые цветы — белые тюльпаны».

Нет, не может этого быть.

Закрыв переписку с Полиной, я попыталась вспомнить, что могло произойти, когда он набил этот рисунок. Прокрутила ленту собственной фото галереи на год назад, а потом увидела запись. Мой день рождения. Мама попросила сыграть, я не хотела, но вынужденно согласилась. В тишине комнаты зазвучало фортепиано. Я приблизила видео. В уголке кадра, за спинами других, он стоял с букетом моих любимых цветов.