Сразу скажу: в очередной раз я был потрясен. Хотя он и сказал, что весь прошлый день, отключив телефон, с утра и до вечера, читал мою «Пирамиду» и считает, что публикации она достойна. Но он сделал такие предложения, которые меня поразили.

Они касались главного – моей авторской позиции в столь непростом деле. Он не предложил, он решительно потребовал сократить именно самую главную, с моей точки зрения, вторую часть повести, где действие общественной Пирамиды проявлялось уже не в Деле Клименкина, а в судьбе повести о нем, а также и в моей, авторской, судьбе. То есть, чтобы вся суть происходящего была бы не в нашем общественном устройстве, а именно в случайном уголовном деле. И тогда название «Пирамида» лишалось всякого смысла.

«Он, что, не понял главного? – вспыхнуло во мне. – А почему же тогда Пирамида?»

Надо сказать, что я не сразу все это понял, но четко почувствовал: происходит ОПЯТЬ ТО ЖЕ САМОЕ. Я попытался это выразить в своем ответном слове, но меня то ли искренне не понимали, то ли не хотели понять, Все, только что в принципе хвалившие «Пирамиду», теперь соглашались именно с Первым замом, а мои аргументы как бы вообще не воспринимали. Это было настолько странно, что я был недалек от мысли тут же отказаться от публикации.

Отчасти успокоил меня Главный редактор, Григорий Бакланов:

– Не надо так кипятиться, Юрий Сергеевич! Нам нравится ваша повесть, и мы хотим ее опубликовать. В ближайших же номерах. Но кое-какие наши замечания вам придется учесть. На работу с редактором вам отводится месяц. Подумайте, и завтра же мы ждем вашего ответа.

На этом процедура закончилась. Все разошлись.

Честно говоря, я не знал, что делать. Однако редактор, Эля Мороз, сказала, что поговорит лично с Первым замом, и чтобы я ее подождал в холле.

– Он сказал, что твоя повесть журналу очень нужна, – сказала Эля, выйдя из кабинета Первого зама. – Соглашайся! Мы с тобой постараемся сохранить как можно больше. Не отказывайся. Предложение очень серьезное.

На следующий день я позвонил и сказал, что согласен. Началась работа с редактором.

Все это и многое другое подробно описано в моей «Пирамиде-2». Здесь скажу только, что это была настоящая битва. Редактор Эля во многом шла мне навстречу и во многом – но не во всем! – я с ней соглашался.

Вскоре первая часть пошла в набор, но мы продолжали работать над второй, именно той, которой в наибольшей степени касались замечания Первого зама. Именно в ней я говорил о главном – о порочном пирамидальном устройстве нашего общества и о священном долге честного гражданина, а тем более писателя быть верным своей «личной линии». То есть мужественному отношению к правде жизни и к своей роли «инженера человеческих душ». Кстати, именно тогда Эля сказала мне, что Первый зам очень хотел изменить название моей повести, превратив «Пирамиду» в «Оценочное дело». И если я не согласен, то она посоветовала поехать в редакцию и встретиться с ним, пока не поздно.