— Що, нимцю оставляты? — напирала на пожилого красноармейца-регулировщика дородная казачка у переправы через реку Пшиш — приток Кубани. — Да ни в жисть! Приказ товарища Сталина знаешь? Ни грамма хлеба не оставлять ворогу! А тут — мясо. — Она кивнула на стадо коров и продолжала: — Бачишь, чого творишь? А ну пущай, тоби говорят!

— Войскам мешаете, — стоял на своем регулировщик. — У меня приказ прежде всего войска пропускать.

— А у меня що? Не приказ? Повидна я сберегти стадо чи ни? — И сама себе отвечала: — Повидна!

Красноармеец был непреклонен. Со своими помощниками он начал торопить растянувшуюся чуть ли не на полкилометра пешую колонну войск, в хвосте которой находился артвзвод. Казачка не отступала. Сменив напористый тон на просительный, причитала:

— Ну куды я их дину, ридный ты мий? Воны ж не мои, дорогый! С колгоспу! От и довидка вид головы колгоспу! Ни держи ты нас!

— Подождите, сейчас пропустим. Пройдет колонна. Тогда и вы…

Женщина метнулась к стоявшим неподалеку погонщикам-подросткам и начала что-то быстро им говорить. Они в ответ кивали согласно.

— Наших кровей баба! — довольно крякнул сержант Гапоненко. — Кремень, своего добьется.

Гапоненко — высокий, смуглолицый, с глубоко посаженными глазами сумчанин. По-крестьянски медлительный, любит порядок, или, как он сам выражается, толк в любом деле, обладает той хозяйственной жилкой, без которой трудно в суровом фронтовом быту. У него всегда про запас солдатские пожитки начиная от портянок, куска мыла и кончая пуговицами, иглами с нитками, хотя на первый взгляд кажется, что он не бережет их, делится последним с товарищами. Потому и уважают его во взводе ребята, идут за советом и помощью. А еще он нравится знанием дела, открытым характером.

Гапоненко чуть ли не вдвое старше каждого из бойцов. В тридцатых годах отслужил срочную. Вернулся домой, женился, обзавелся хозяйством. Несколько лет кряду бригадирствовал в колхозе. В первые же дни войны ушел добровольцем в армию.

— Не мог я иначе поступить, хотя и жена была на сносях, — как-то разоткровенничался он. — Горе пришло к нам в дом, а кто его может отворотить? Да мы сами, больше никто. Прослушал я речь товарища Сталина и подался в военкомат. А там ни в какую. Уборка хлебов на носу. Нужно разрешение райкома партии. Побежал туда. Правда, без охоты, но отпустили. Наказали быть политбойцом. Мол, спросим, когда возвратишься. По старой специальности зачислили в артиллерию. Так и оказался тут, во взводе горных пушек. Политбойцом и командиром орудия.

В армии Гапоненко довольно быстро освоился с обязанностью командира орудия. Временно исполнял даже должность командира взвода. Приход младшего лейтенанта Николая Васнецова — худенького восемнадцатилетнего парнишки — воспринял с радостью. Помог разобраться в людях. За возраст, знание жизни Васнецов величал его по имени-отчеству — Виктор Гаврилович, а Гапоненко, несмотря на то, что на петлицах взводного было всего по одному «кубарю», называл его лейтенантом.