— У нас в запасе десять минут, мама, — сказал Кит, когда они вошли в дом. — Вот картонка. Уложи в нее все и пойдем.
Если рассказывать, как Кит совал в картонку те вещи, которые не понадобились бы миссис Набблс ни при каких обстоятельствах, и оставлял все, хоть сколько-нибудь необходимое; как они вдвоем уговаривали соседку перебраться к ним и побыть это время с детьми; как дети сначала заливались слезами, а потом вдруг развеселились, когда им были обещаны такие игрушки, каких и не видано на свете; как мать Кита без конца целовала их, а Кит не мог найти в себе сил рассердиться на нее за лишнюю задержку, — повторяю, если рассказывать все это, у нас не хватит ни времени, ни места. Лучше уж умолчим о таких подробностях и скажем только, что спустя несколько минут после назначенного срока Кит и его мать поспели к дому нотариуса, возле которого уже стояла почтовая карета.
— Эх! Карета, да четверкой! — вскричал потрясенный Кит. — И ты, мама, поедешь в ней! Вот она, сэр! Вот моя мать! Она готова, сэр!
— Прекрасно! — сказал джентльмен. — Только прошу вас не волноваться, сударыня. Я позабочусь, чтобы вы не испытывали никаких неудобств в дороге. Где сундук с обновками для девочки и старика?
— Здесь, — ответил нотариус. — Кристофер, клади его наверх.
— Слушаю, сэр! — крикнул Кит. — Готово, сэр!
— Ну, поехали, — сказал одинокий джентльмен. И с этими словами он подал руку матери Кита, самым учтивейшим образом подсадил ее в карету и сел рядом с ней.
Подножка кверху, дверца хлоп, колеса делают полный оборот — и вот экипаж уже громыхает по мостовой, а мать Кита, высунувшись из окошка, машет мокрым носовым платком и кричит во весь голос, прося передать множество последних наставлений Джейкобу и малышу, но каких именно — этого никто расслышать не может.
Кит стоял посреди улицы и смотрел им вслед со слезами на глазах, взволнованный не столько проводами, сколько предстоящей встречей, которая была уже не за горами. «Они ушли пешком, — думал он, — не услышав ни от кого доброго слова на прощанье, а вернутся в карете четверкой, с богатым другом, и всем их бедам придет конец! Она забудет, что когда-то учила меня писать…» О чем еще думал Кит, неизвестно, но думы эти завладели им надолго, — потому что карета уже давно скрылась, а он все стоял, глядя на цепь ярких фонарей, и лишь тогда вернулся в контору, когда нотариус и мистер Авель, которые сами несколько минут простояли на улице, прислушиваясь к затихающему вдали стуку колес, уже начали недоумевать, что бы такое могло задержать его.