– Давай-ка, Маша, шарахнем водочки. Без оной тут не разберешься.

Огурчики славно хрустели. Водочка ударяла, согревала, отрешала. Одна радость осталась.

– Вот завтра мы встаем, – стал рассуждать Егор Борисович, – завтракаем, расходимся по своим работам. «Здравствуйте, Мария Ивановна, – скажут мне. – Привет, Маша. здравствуйте, Годунова». А я им: «Нет, ребята. Нет, девчата. Нет, Петр Семенович. Я не Мария Ивановна. Я не Маша. Я Егор Борисович, – Годунов колыхнул задом и бюстом. – Хотите, паспорт покажу?» А они мне: «Покажи лучше, Егор Борисович, членское удостоверение».

– Не надо пошлостей, Егорушка. Да и чего тут голову ломать. Решили же! Тебе идти надо на мою работу, а мне на твою.

Егор Борисович после третьей рюмашки смирился с неизбежным. Да, вариантов не было.

– Маша, самое главное, что нужно инженеру по соцсоревнованию – это…

– Не вылезать из штанов. Соображу как-нибудь. Уж чего-чего, а этого добра у нас во сколько! Одни победители!

– Ну, разошлась…

– Это тебе надо подумать, как быть, а не мне. Ты хоть когда-нибудь кисть в руках держал?

– Обижаешь, гражданин начальник. И красил, и белил, и олифил, и циклевал, и грунтовал, и сачковал – все делал. Как Никита Сергеевич.

– Красила, белила, олифила… Егорушка. Маша ты теперь.

На ужин Маша (в первой редакции) вышла разогревать тушеное мясо. Баба Зина поинтересовалась у лже-Егорушки, как там Мария Ивановна.

– Ничего, идет на поправку.

– Скоро у нее!

– У нее могучий организм.

Подошел Ипполит Сергеевич и стал оспаривать неправильное решение арбитра, удалившего с площадки Старшинова.

– А вы напишите в газету «Советский спорт»! – предложил лже-Егорушка.

Появилась на кухне лже-Маша, и по укоренившейся Годуновской привычке стала декламировать о тех, кто будет жить при коммунизме. Баба Зина молча смотрела на нее. Лже-Маша осеклась, потопталась и ушла.

– С лица сошла Мария Ивановна… – покачала головой баба Зина.

После ужина пробежались еще разок по анкетным данным, хлопнули для спокойствия по рюмашке, и с удовлетворением убедились в том, что хрустящие огурчики с водочкой не единственная и не последняя радость, оставшаяся им. Как говорится, от перемены мест слагаемых, сумма удовольствий не изменилась.