– Просьбишенция, – сказал крупный брат.

– Проехали, – не согласился граф.

– Ради бога, граф. Я весь внимание.

– Ради бога – не надо. Ради вас. Но прежде – две-три минуты для расслабления. Как у спортсменов перед стартом.

Граф хлопнул два раза в ладоши.

Стол, как в театре, развернулся на круге сцены на девяносто градусов, представив графу со свитой для обзора плюшевую стену. Бородатые братья дружно налили себе воды из графинов и, как по команде, выпили. Заиграла латиноамериканская музыка. На сцену на цыпочках вышли две девицы в наглухо застегнутых у шеи плотно облегающих костюмах и стали под музыку раскрывать молнии от шеи до пояса и снимать с себя полосы, как шкурки от банана. Когда девицы обнажились до пояса, явив благодарным зрителям груди немыслимой белизны и налитости, а вокруг их бедер повисли юбочки из очищенных банановых шкурок, граф встал, подошел к ним, никак не совпадая своими круглыми движениями с ритмом танца, и «очистил» их до самых пят, отшвыривая изящным жестом шкурки в сторону Мурлова. Лицо его при этом было совершенно бесстрастным, как и у самих танцовщиц. Из бровей, из ноздрей и за ушами у Горенштейна задорно торчали рыжие пучки. А может, черные. Освещение какое-то тусклое. В младенчестве граф наверняка имел такое тельце, о котором бабушка говорила: «Пузцо сытенькое, голова тыковкой – генералом будет».

***

– Или я спутал с чем? – посмотрел на меня Рассказчик.

***

«Бал матрешек, – подумал Мурлов. – Он точно преподает мне какой-то урок».

– Спасибо, девочки. Угостите теперь господина Мурлова. Он хочет выпить. Вам коньяк, виски, шери?..

– Божоле, пожалуйста. Во Франции божоле пить начинают 30 октября.

– Божоле, девочки. Мне, правда, говорили, что вся Франция начинает пить божоле в третий четверг ноября в полночь…

– Вот и прекрасно, значит, сейчас 30 октября, третий четверг ноября, полночь.

– Мне еще говорили, – закончил мысль граф, – что именно в это время вся Россия начинает дружно пить водку.

– Совершенно верно, граф, если Россия что начинает, она это никогда не кончит.

Девочки, как два яблока «белый налив», принесли Мурлову на расписном подносе бутылочку «божоле», приличествующий случаю стакан тонкого стекла с кучерявой гравировкой «Дима» и две конфетки «Красная шапочка».

– Только что из Франции, – сказал граф, имея в виду вино. – Оно хорошо совсем молодое. Как я! Правда, девочки? А конфетки чеховские, кажется. Не польские. Нет-нет, Антон Павлович такие не любил. Он предпочитал крыжовник. Крыжовник с Ликой, – значительно подмигнул он невидимому слушателю, чуть ли не самому Антону Павловичу.