Светлый фон

– Да часа три будет.

– У тебя тут вертолет? Махокрыл?

– Язык твой длинный, Боб. Он и доведет, куда надо, за пятнадцать минут, – спокойно заявил абориген.

Бобу, видно, надоело препираться на голодный желудок и он махнул рукой:

– Ладно, веди, куда хочешь, но только чтоб через пятнадцать минут была жратва!

Мы поднялись и тронулись в путь. Правы оказались оба: три часа пролетели как пятнадцать минут. Наконец с холма открылся вид на озеро, большой город на острове и длинный, у берегов на быках, а над водной ширью навесной, мост очень ажурной конструкции. Под мостом и правда плавали какие-то древнегреческие суденышки.

– Это галеры и есть, – сказал Дурила. – А вон то вечно вольный город Галеры.

Перед мостом была будка с надписью «КПП», шлагбаум и охрана.

– Покажи бегунок, – сказал мне Дурила.

Охранник с тихим голосом и скромными, но очаровательными манерами, долго, как «Устав караульной службы», изучал пропуск, пытаясь обнаружить в нем то, чего в нем заведомо не было. Прокуренные пальцы так и не нащупали ничего в помятом листке, а пытливый взор ничего не заметил. Наконец охранник взглянул на Дурилу.

– На всех?

– На одного, – отвечал тот, ткнув в меня пальцем, и нас пропустили, сняв с нас портняжные мерки и, дополнительно, отпечатки пальцев. Мне лень было снимать перчатки. На прощание нас сфотографировали под раскидистым вязом анфас и в профиль. На вязе была прибита дощечка: «Этот вяз участвовал в съемках фильмов «Любовь под вязами», «Война и мир» и «Три тополя на Плющихе». Эту информацию заверяла чья-то авторитетная подпись и круглая печать.

Мост произвел на нас тоже приятное впечатление, а ветерок с воды приятно освежил. В галерах сидело много гребцов в три ряда и все они бешено работали веслами, но каждое судно вращалось на одном месте. Вся прибрежная полоса – и вода и суша – была в валунах, которые кто-то не иначе как специально свез сюда со всей округи. Особенно очаровательны были валуны в воде – серые, скользкие и громадные, покрытые мелкой зеленой ряской и водорослями размером с запорожский оселедец, – они напоминали шишковатые черепа водяных и прочей подводной нечисти. В этом месте как-то с трудом верилось в бездонные разломы озера и его аномальные зоны. Брательник явно загнул. Тихая, стоячая, погубленная водохранилищем, стихия, когда-то именуемая водой. Не так ли гибнем и мы в громадных резервуарах городов, и кто мы сегодня, если вчера нас еще изредка называли людьми?

Сразу же за мостом лежала на боку деревянная будка. Это был туалет. Борода потоптался возле него, нагибаясь и стараясь заглянуть внутрь.