— Hei, Поппимин. — Я опустился на краешек матраса.

— Привет, малыш, — ответила она едва слышно.

Я взял ее руки в свои и, наклонившись, поцеловал в губы.

Поппи улыбнулась, и, как случалось всегда, ее улыбка растопила мое сердце. Шумный порыв ветра пронесся за окном, царапнув стекло. Поппи тихонько охнула. Я повернулся посмотреть, что такое она увидела.

Ветер уносил целое облачко кружащихся лепестков.

— Они уходят…

Я на секунду зажмурился. В том, что Поппи уходила в тот же день, когда вишневые деревья теряли свои лепестки, было что-то символичное. Словно они сопровождали ее душу домой.

Ее дыхание стеснилось, и я снова наклонился, зная, что в последний раз могу прижаться лбом к ее лбу. Поппи поднесла руку к моим волосам.

— Люблю тебя, — прошептала она.

— И я люблю тебя, Поппимин.

Когда я отстранился, Поппи посмотрела в мои глаза.

— Я увижу тебя в твоих снах.

— Я увижу тебя в твоих снах, — прохрипел я, стараясь не дать воли чувствам.

Поппи вздохнула, и ее лицо осветила тихая, спокойная улыбка. Потом она закрыла глаза, слегка подняла подбородок для последнего поцелуя и сжала мою руку.

Склонившись над ней, я прижался губами к ее губам в самом последнем, самом нежном, самом важном поцелуе.

Поппи выдохнула через нос, и ее сладкое дыхание окутало меня.

Больше она не дышала.

Усилием воли я заставил себя отстраниться, открыть глаза и посмотреть на Поппи, уснувшую уже вечным сном. Она была прекрасна. Как и при жизни.