Скрутив обе руки за спиной, он поднимает меня за них.

Боль прошивает током, такая резкая и внезапная, что воздух застревает в груди. Пальцами ног едва касаюсь земли, но не могу идти. Его хватка парализует.

Или, может быть, это из-за мысли, что Дрейк снова солгал. Это та же татуировка. Что за чертовщина?

Он знал, что это был сын Эйвери в тюрьме, но так и не сказал? Может, именно это выбивает меня из равновесия? Если я не могу пробиться сквозь эту стену лжи, этот клубок запутанных рассказов, какой у меня шанс против опытного убийцы?

Дверь хлопает, и он затаскивает меня вовнутрь.

– Тащи ее сюда, Адам, – раздается голос.

Темно, поэтому я не вижу говорящего, но по звуку узнаю Эйвери Браяра.

– Все получилось довольно быстро, – резюмирует похититель. – Я наткнулся на нее в конце подъездной аллеи, как будто она ждала меня. Люблю, когда они приходят к папочке.

Несмотря на боль, я морщу нос от того, как отвратительно, как неправильно, как злобно он звучит. Я стараюсь сдержать рвотные позывы, когда второй голос разрезает тишину.

– Аннабель? О нет!

– Мама? – кричу я.

– Отпусти ее, ты, мерзкое животное! – рычит мама, и ее голос шокирует. – У тебя есть мы. Есть заложники. Отпусти мою дочь!

Сын демона тащит меня вокруг грузовика, за которым с большого ящика с инструментами свисает включенная настольная лампа на длинной ножке пепельно-серого цвета.

Родители сидят на двух пластиковых стульях. Рядом с ними третий, пустой, явно для меня.

А затем все сливается в одно неразличимое пятно. Мать кричит изо всех сил, чтобы меня отпустили, и обещает сотворить с ними ужасные вещи, если они этого не сделают. Немного трогательно слышать, что она так за меня борется. Она никогда прежде этого не делала. Но мы никогда и не оказывались в подобной ситуации. У папы вокруг рта завязана грязная тряпка, которую он старается выплюнуть. Я борюсь с онемением, пытаюсь пнуть или ударить Адама затылком, но это бесполезно. Он бросает меня в кресло и связывает запястья за спиной. У родителей связаны руки, а чуть позже я замечаю, что их лодыжки прикреплены к ножкам стула пластиковыми стяжками.

– Что случилось? – спрашиваю я, когда боль немного отступает, давая небольшую передышку.

– Эти безумные, ненормальные придурки похитили нас, – говорит Молли, не заботясь о том, слышат они ее или нет. – Я сказала, чтобы они не смели привозить тебя. Они, верно, оглохли совсем! Потому что я сказала это уже сто раз – отпустите ее! – Она так громко вопит, что от последних слов у меня звенит в ушах.

Я начинаю брыкаться, но Браяр подходит и хватает одну ногу, а его сын – другую. Адам изо всех сил бьет меня голенью по колену, которое простреливает дикая боль, переходящая в онемение.