А значит, украсть.

Я родилась в Марокко, в деревне в глубинке, в бедной семье. Меня продали бездушной женщине, и я познала рабство и страдания. Я и подумать не могла, что когда-нибудь буду вести жизнь, которую веду сейчас.

Это чудо.

Я думаю, что ад остался далеко позади. Думаю, что спаслась.

Конечно, я бы хотела, чтобы мужчина моей жизни занимался честным делом.

Конечно, я бы предпочла, чтобы он меня не бил.

Но Изри может быть и бесконечно нежным, щедрым, внимательным и смешливым. Я люблю его лицо, его глаза, тело, его кожу. Я не могу без него. Мне нравится, как он по-особенному на меня смотрит. Благодаря ему я чувствую себя королевой, как будто весь мир у моих ног.

Я никогда не смогу полюбить другого мужчину. Так сильно, так безумно.

Поэтому каждое утро я благодарю Бога за то, что встретила Изри. И умоляю, чтобы мы никогда не расстались.

* * *

Когда мне было девять лет, мы переехали в пригород Парижа. Потому что Сефана, двоюродная сестра матери, нашла ей работу и квартиру.

Отец это место возненавидел. Он вообще, как мне кажется, ненавидел весь мир и себя вместе с ним.

Одноклассники, знакомые места, школа – все это осталось в прошлой жизни. Нужно было все начинать заново. Но благодаря тяжелой руке Даркави, сложностей с этим у меня не возникло. Он сделал из меня тигра с острыми когтями и клыками.

Удивительно, до какой степени страх может превратить вас в опасного человека…

В новой школе я без труда получал хорошие оценки. А после уроков никто не осмеливался перейти мне дорогу. Я был лучшим учеником в классе и лидером вне его. Редко, когда так бывает, но мне это удалось.

Отец же нашел новые места, где мог курить травку и играть в домино. Конечно, чтобы показать себя праведным мусульманином, при чужих он не пил; он покупал алкоголь в ближайшей лавке и напивался, сидя на лестнице.

Однажды, возвращаясь из школы, я встретил нашего консьержа, который сказал, что если меня интересует, где отец, так он за мусорными баками. Когда я его увидел, Даркави сидел, привалившись к большому контейнеру посреди вонючего мусора. У ног валялась пустая бутылка, глаза были прикрыты, а свитер заляпан рвотой. От стыда у меня выступили слезы, и мне потребовался целый час, чтобы дотащить его до дома.

Обычно он возвращался часов в шесть вечера и был уже более-менее пьян. Вечер проходил по-разному, это зависело от того, как прошел его день, как он себя чувствовал или сколько надо было платить по квитанциям. Он мог не обращать на меня внимания, не интересоваться, как у меня дела, рассказывать истории из своей молодости, которые я благоговейно слушал. Иногда, в лучшие дни, он даже меня обнимал.