Изри достал большую сумку и сложил туда фотографии. Порылся в ящиках и шкафах. Он нашел еще фотографии, несколько записей, сделанных рукой деда.

Список покупок, кулинарные рецепты, с десяток открыток.

Пару-тройку старых книг, засушенный букет. Марокканский подсвечник и различные сувениры, которые бабушка привезла с собой с родины.

Он убрал сумку в багажник «мерседеса», пожал руку хозяину и уехал. Примерно через километр он вынужден был остановиться на обочине. Его трясло от холода, он на полную включил обогреватель. Быть может, ему теперь всегда будет холодно, теперь, когда джедда ушла, унеся с собой единственные прекрасные воспоминания его детства.

Он уперся лбом в руль и дал волю чувствам. Никто не мог его увидеть, осудить, поэтому он зарыдал, как забытый на морозе ребенок.

Васила попала в больницу вскоре после того, как его посадили.

Это он убил ее, без всякого сомнения.

* * *

День ли на дворе? Или ночь? Все было серым, туманным и безнадежным.

Однако Тама была уверена, что ее глаза открыты.

Она выплыла из бездны, в которую постоянно погружалась. Пробыла она в ней минуту или два дня?

Этого она не знала.

Она уже ничего не знала.

Ее холодные, сухие губы прошептали какое-то слово, возможно собственное имя. А может быть, первые слова молитвы.

Она услышала шум, увидела приближающуюся тень. Чья-то рука подняла ее голову и заставила сделать глоток воды. Она закашлялась, выплюнув часть воды, затем ее голова тяжело упала обратно на бетонный пол.

Ее губы снова задрожали, и она еле слышно спросила:

– Мама? Мама, это ты?

* * *

Габриэль завел Гайю в стойло и дал лошади напиться. Затем пешком двинулся в сторону дороги.

Четверть часа спустя он подошел к «БМВ» и сел за руль.