В этом и заключается его отношение к политике.

– Что такое дружба и любовь в философии Монтеня?

– Дружба для него очень важна, а близкий друг – альтер-эго. У Монтеня это проходит через все его мысли. Его друг Этьен Ла Боэсси, несомненно, главный человек в его жизни. Намного важнее жены и детей. Тот человек, который знает тебя лучше, чем ты сам, и с которым беседуешь в книге даже десять лет спустя после его смерти. И эта дружба – главное. И мысли (в духе Эпикура) о важности и утешительности дружбы для человека (особенно среди потрясений) разбросаны по всей книге «Опыты».

– Как Мишель Монтень понимает Бога и природу? Как в его мировоззрении соотносятся пантеистические тенденции и идея трансцендентности Бога?

– Монтень не теолог, не богослов. Он не выстраивает законченной богословской системы, для этого хватало его великих современников, основателей новых религиозных течений: Лютера, Цвингли, Кальвина. Он скорее ищет, размышляет. Тут есть свои противоречия: у него есть и то и другое. Есть эстетическое любование природой, ощущение величия природы – это еще идет от Возрождения. Надо «жить по природе», «природа загадочна». Природа для Монтеня, конечно, не машина, не бездушное скопление ресурсов (как для следующих веков). Она загадочна, величественна, и мы – ее часть. Обожествление, быть может, слишком сильное слово для выражения отношения Монтеня к природе. Природа – источник любования и вдохновения. Она не мертвая, не бездушная. Она – высшая инстанция, и Судьба, вероятно, один из ее псевдонимов.

А Бог, с другой стороны, абсолютно трансцендентен. Он не сводится к нашим представлениям, догматам, теориям. Бог бесконечно выше нас. О том, как соотносится Бог с природой, у Монтеня подробно не говорится. «Нет суевериям, нет чудесам», – говорит Монтень в духе эпикурейцев. Хотя разве сама жизнь – не чудо ли для него?

Монтень как мыслитель сложен и тонок. У него скепсис подрезает основания самодовольства разума, а сам разум не дает вырваться мракобесию. Разум противостоит суевериям и нетерпимости. Но Монтень ставит разум в тесные границы и возносит над ним «святое безумие веры». Вера и разум у Монтеня пребывают не в гармонии между собой (как у великих схоластов), а в неустойчивом и противостоящем равновесии.

Обычно в учебниках (а я, готовясь к докладу, просмотрел дюжину учебников по истории философии, где Монтеню, предельно опошляя и редуцируя его до пары «-измов», обычно отводят одну-две страницы!) Монтеню приписывают позицию «скептика» – это смешно и грустно. Скепсис у него весьма условный, относительный и частичный. Нужно быть осторожнее с любыми ярлыками.