– Они… не пускают… – с трудом выговорила Паулина.

Двое верзил с дубинками в самом деле держали ее за плечи. Хотя и одного из них, да просто одной руки одного из них хватило бы, чтобы эти тоненькие плечи сломать.

– Ты! – глядя на Соню, произнес первый. – Живешь тут? Документы!

Не произнес, точнее, а рявкнул. Глаза сквозь прорезь балаклавы смотрели с ненавистью и, Соне показалось, с каким-то мутным страхом. Взглянув в эти глаза, она сразу успокоилась.

– Живу в Москве. Приехала за племянником. Сегодня уезжаю вместе с ним. – Она кивнула на Сережку и потянулась к своей сумке. Верзила качнулся к ней, будто она собралась выхватить оттуда гранату. – Вот мои документы.

Соня достала паспорт, развернула у него перед носом. Билеты развернула тоже, порадовавшись, что на всякий случай их распечатала, и испугавшись, что он может вырвать документы у нее из рук. Это было единственное, чего она испугалась. Удивительно – ведь не считала себя бесстрашной.

– А эта?

Верзила кивнул в сторону Паулины.

– Моя племянница, – ответила Соня. – Я у нее остановилась. – И, не дожидаясь ответа, сказала: – Паулина, пойдем домой.

Неизвестно, собирались ли верзилы их отпускать. То есть скорее всего не собирались, и Сонино спокойствие никак на них не повлияло бы. Но тут с детской площадки донеслись такие жуткие крики, перемежающиеся со звуками ударов, что все четверо, забыв про женщин с ребенком, бросились туда.

– Паулина, пойдем, – повторила Соня.

И, взяв ее за руку свободной от Сережки рукой, повела к подъезду.

Как только вошли в квартиру, Паулина сползла по стенке на пол в прихожей и разрыдалась. Она всхлипывала, вздрагивала, затылок ее ударялся о стену под вешалкой, а висящий на этой вешалке красный английский редингот бил ее по лицу деревянными пуговицами. Соня перевесила редингот и присела перед Паулиной.

– Ну что ты? – сказала она. – Ничего же не случилось, Паулинка. Все обошлось.

– Ничего не обошлось!.. – сквозь слезы вскрикнула та. – Они… людей убивают! Убивают! А я… только испугалась, и больше ничего!

Ничего особенного не было в ее словах, но они как вспышка озарили Сонину память. Еще одна летняя картинка встала в ее сознании, будто проступила прямо на стене.

Они втроем приехали после ночной смены в квартиру в Большом Козихинском, Алеся просматривает новости в айфоне, сама она, клюя носом, пытается сварить всем кофе, Женя забирает у нее джезву и отправляет ее спать. Проходя мимо Алеси, Соня видит на экране фотографию: мальчик и девочка лет семнадцати стоят на лавочке и смотрят, что происходит впереди огромной колонны, той самой, под бело-красно-белыми флагами. В руках у мальчика алые цветы, у девочки белые, а на тротуаре – две пары красно-белых же кроссовок, которые они сняли, чтобы не запачкать лавочку. «Господи, – говорит Алеся, – но что же они могут сделать?» Женя бросает короткий взгляд на экран и отвечает: «Они? Больше ничего. Они просто хорошие, порядочные дети». «А кто же нужен?» – спрашивает Алеся.