— Да ничего, как обычно всё. Окорок схрумкал, кувшин вина высосал — и вперёд. Больше не возвращался. Ну, хоть меня развлёк — и на том спасибо. А заплатил, между прочим, по-королевски, золотом. Представляешь?

— Вот только не надо толстых намёков.

— Дык куда ж без них?

Снегирь сделал ещё глоток и поинтересовался:

— Ты не запарился тут торчать? Место — мрачнее некуда, посетителей почти нет. Почему не съедешь?

— Наездился я уже по самое дальше некуда.

— И ведьма тебя не пугает?

— Клал я на эту ведьму со всем прибором.

— Лихой ты парень. Хоть и со странностями.

Хозяин посмотрел на него внимательно, побарабанил пальцами по деревянной стойке, после чего сказал уже без прежней приветливости:

— Знаешь что, путник? А езжай-ка ты дальше. Допивай по-быстрому и езжай.

— Да, мне уже пора. Удачи тебе, хозяин.

Снегирь бросил на стойку крупную серебряную монету, вышел во двор и, отвязав коня, снова выехал на дорогу.

***

Вспышки в башне становились всё ярче. Тучи набухли мраком — густым, тягучим, непроницаемо-чёрным. Образованная ими воронка вращалась по часовой стрелке, причём вращение это за последние минуты явно ускорилось. Оно гипнотизировало, не отпускало взгляд, давило на разум. Всё это сопровождалось тревожно-угрожающим гулом — настолько низким, что он воспринимался не на слух, а будто на ощупь, въедаясь в кожу и просачиваясь в нутро.

Конь тревожно всхрапнул. Снегирь потрепал его по холке и буркнул: «Тихо, не дёргайся». Мысленно упрекнул себя, что потратил время на разговор с трактирщиком, и погнал скакуна вперёд.

Дождь усиливался, грозя превратиться в ливень.

Подъехать к башне вплотную, как выяснилось, было нельзя — её окружала живая изгородь из шипастых лиан, похожих на колючую проволоку. Колючки фонили тёмной колдовской силой.