Не знаю, существует ли в научном словаре такое определение: п р е д е л ь н о е  с т р е м л е н и е, но в народе слышал не раз. Не напряжение предельное, а именно стремление. Напряжение — это состояние физическое, кое опять же в народе выражается одним словом — «выкладываться», то есть напрягать силы до предела. Стремление же суть состояние духа, когда все силы ума и души направлены на поиск наилучшего пути и наивысшего результата. В низах, в массе такого стремления при всей тщательности исследования и я не находил. О тщательности говорю не случайно, потому что если судить по газетам, по речам, по докладам, то активность масс неуклонно возрастала. Но как только возьмешься сравнивать итоговые цифры (с чего я начал, если помнит читатель, очерк «Четвертая ступень»), то неизменно возникает вопрос: «активность возрастает» — результаты падают, отчего же так? За ответом и понадобилось спуститься туда, где живут и работают люди, — в их деревни, избы, поля, фермы, посмотреть и послушать, чем живут и как живут. Тогда и открылось, что никакого предельного стремления ума и души нет. Это бросалось в глаза не только запущенностью земли, кое-как исполняемой работой, убогостью быта, но и какой-то ужасающей скукой, потерей интереса ко всему, что было придумано специально для души. Песни, игры, гулянья, ярмарки, посиделки, вечерки, сказки, частушки, гармошки — все, что жило в послевоенной нищей деревне, ушло, исчезло, будто ветром выдуло. А ведь это не приносное, не предписанное, не навязанное, такое, что можно привезти и увезти, разрешить и запретить, это рождено потребностью души. Выходит, душа перестала желать? Что же такое с ней случилось?

Надо было искать ответ. И надо было что-то делать. Самому. Своими руками. Чтобы иметь право сказать: достучаться можно, разбудить можно, позвать к действию можно. Дело касалось  ч е с т и  публициста, имеющего свои убеждения и отстаивающего свои идеалы.

* * *

Я уже говорил, что пора словесных баталий интеллигентов-гуманитариев (в частности, публицистов) с экономистами-прагматиками прошла, предстоит дискуссии заменить делом. Дело гуманитариев — духовная сфера. Ныне она директивными документами выдвинута на передний край экономической политики двумя словами: «человеческий фактор». О том, как зачинали мы это дело в Борках, я не раз писал в журнальных очерках и газетных статьях: «Слово о деле и хозяине», «Цена инициативы», «Оружием культуры», «Нематериальная потребность», повторять не стану, отмечу лишь два обстоятельства — широкую поддержку читателей и сонливую вялость «контор». Оказаться между двумя этими силами — значит уподобиться таранному бревну, коим в древности прошибали крепостные стены, — одно из двух: либо брешь пробьешь, либо лоб расшибешь. Год осады и штурмов позади, и пока только лоб трещит, стена даже не качнулась. Осаждаемая контора бабахнула по штурмующему энтузиазму из пушки главного калибра: частное лицо! С пушками не шутят, попробуем же со всем тщанием разобраться в этом защитительном средстве бездеятельности, которое так и озаглавим: