Ао высыпала личинки в плошку, опустила туда ладони и стала давить их, взбалтывая воду.

Жасмин постучала кулаком по тростниковой двери.

- Эй, дикарь! Принеси еще воды. Тут половина вашего ужина с ума сошла.

Дверь распахнулась.

Мордоворот заглянул внутрь, бешено сверкая белками глаз.

Ао шагнула ему навстречу, протянула измазанную слизью руку и что-то сказала на полинезийском.

Мордоворот недоуменно уставился на нее.

Ао повторила слова.

Мордоворот зарычал, радостно ощерился, схватил ее руку и впился зубами в предплечье.

Ао вздрогнула от боли и замерла, не трогаясь с места. Зубы впивались все глубже, по руке стекала кровь, смешиваясь с зеленоватой слизью раздавленной сороконожки.

Мордоворот вдруг затрясся, глаза его закатились, и он отлип от руки Ао, оставив глубокую окровавленную рану.

Ао вкрадчиво сказала ему пару длинных фраз.

Дикарь кивнул, осторожно поднял плошку с плавающими в воде останками насекомых и, пошатываясь, вышел из хижины, оставив дверь открытой.

- Что это сейчас было? – прошептала Жасмин. – Что ты ему сказала?

- Разрешила укусить мою руку. Сказала, что это вкусно.

- И?

- И он укусил.

Мордоворот брел к центру деревни, держа плошку как драгоценность и не обращая внимания на встречных соплеменников. Один из них схватил его за плечо и тут же получил локтем в нос. А мордоворот медленно подошел к котлу и вылил содержимое плошки в кипящее варево.

Ао быстро достала из кармашка маленький глиняный пузырек, запустила палец внутрь и смазала нос какой-то вонючей мазью.

- Возьми, - она передала пузырек Жасмин. – Так надо.