Лишь почуяли они с княжной свободу быть вместе — и тут же её лишили. Теперь у горницы Ели стража. А Чаян хоть и хранить невозмутимость пытается — но видно, любому видно, что радует его такой исход. Ведь, несмотря на то, что отказала ему Елица, всё равно она достанется ему. И Леден терзался то и дело тем, что меч из ножен всё же не вынул. А после взывал к благоразумию собственному: он мог бы вступиться прямо там, на вечевом поле. Раскидать кметей, которые служат теперь молодому будущему князю. С десяток или два даже — а после что? Заперли бы его так же, посадили в острог, пока не образумится. И кто знает, как долго там продержали бы. Может, и до свадьбы самой. Разумнее было промолчать — несмотря на недоумение обидчивое в глазах княжны, с которым она на него смотрела, как уводили её. На её слёзы, дрожащие на ресницах.

Он помнил её лицо в тот миг до мелочей. И от этого в груди словно разрывалось что-то. Жила за жилой. Обжигая всё нутро горячей болью, застилая взор багровой пеленой нетерпения и злости на всех. На Сердце это, что принесло уже больше несчастий, чем благости всем, кто с ним соприкасался, стремился к нему.

Он обошёл горницу ещё раз. И ещё, то и дело поглядывая на Брашко, который сидел за столом, глядя на него с ожиданием. И даже по лицу отрока верного сейчас блуждало сожаление. Поверил он, верно, что уже обрёл княжич, которому он служил так долго, свою судьбу. Привык он к Елице тоже — никто с тем не поспорил бы.

— Что делать будешь? — словно мысли его услышав, тихо поинтересовался парень.

— Думать буду. Пока не увезли её, да и пока везти будут до Велеборска — есть время исправить.

— Так Чаян Светоярыч теперь будет её пуще зеницы ока стеречь. Пуще того, как Сердце когда-то стерегли, — Брашко вздохнул, поморщившись, словно терзали его сейчас мысли о том, что помочь он Ледену ничем не может.

Да может, и сумеет ещё — только придумать всё надо. А чтобы придумать, надо успокоиться. И долго бы, верно, он ломал над этим голову, поворачивая так и эдак, строя планы того, как Елицу вызволить, но и эти размышления прервались, как ушедший узнать насчёт подступившей вечери Брашко вдруг вернулся — взбудораженный и озадаченный крепко.

— Что стряслось? — Леден повернулся к нему, уже заслышав торопливый топот, по которому можно было понять настроение отрока, даже не видя его.

— Там приехал… — выпалил тот. — Приехал купчич один. Не знаю такого. Но он только с тобой говорить хочет. По просьбе боярышни Вышемилы Чтиборовны. Только потом, сказал, будет с остальными беседовать, коль они того пожелают.