— Что?

— Ты не слышала, как он говорил о Такеру за закрытыми дверями. Он верил в младшего брата, больше, чем он верил в себя.

«Тогда он заблуждался сильнее, чем я думала», — Такеру так и не вышел из дома за ней. Какой лидер не мог совладать со своей женой?

— Мой муж знал, что делал, когда умер, — решительно сказала Сецуко. А потом она замерла, сжала губы. — Думаю… Мамору-кун обладал некой магией. Знаю, он был слишком юным, но ты сказала, что он умер с целью. Разве его дух не должен быть в порядке?

— Это я. Из-за меня он не может уйти.

— Почему ты так говоришь?

— Потому что я злая, Сецуко, — выдохнула Мисаки. — Я знаю, что это неправильно, но я просто… злюсь все время. Это сжирает меня заживо.

— Тогда нужно что-то с этим сделать, — сказала Сецуко решительно, и все звучало просто.

— Знаю, — жалобно сказала Мисаки. — Просто… я не знаю, что… или как.

— Ты знаешь, что тебя злит? — спросила Сецуко. — Ты злишься на ранганийцев?

— Нет, — странно, но Мисаки толком не думала о ранганийцах с атаки.

— Ты злишься на Такаши? — нежнее спросила она. — За то, что он послал Такеру к нам, а не Мамору? Не страшно, если ты скажешь «да».

— Нет, — честно сказала Мисаки. В этом не было смысла, но она не злилась на Такаши.

— Тогда кто?

— Я не знаю, — Мисаки сжала голову. — Не знаю, — но это было неправдой.

— Когда ты поймешь, может, стоит разобраться с человеком — или духом. Очистить гнев.

— Может…

— Думаю, после этого ты обретёшь покой, как и Мамору.

Мисаки кивнула. Совет Сецуко был простым, но разумным. Если Мисаки не сделает что-то с этим гневом, это погубит ее. Мамору не обретет покой, и их семья будет отравлена навеки. Любой воин знал, что смерть от медленного отравления была хуже смерти от удара мечом.

Сецуко ушла спать, а Мисаки взяла перо и кайири из старого кабинета Такаши. Она зажгла лампу, села на колени на полу и начала писать.